Юлия Белова - «Бог, король и дамы!»
— Но как?! — расстроенный шевалье опустился на ближайший сундук. — Бедняги сидят под замком, а ключ у ее величества. А со стороны рва ни одна лестница до их окна не достанет.
— Так они заперты в своих покоях?! — заулыбались дамы и переглянулись.
— В покоях Анжу, — уточнил шевалье.
— И занесло же сюда эту святошу! — к величайшему недоумению шевалье прошипела мадмуазель де Лимей. Остальные фрейлины согласно закивали, озабочено сдвинули тонкие брови, с отвращением наморщили носики.
— Вы о ком? — удивился Жорж-Мишель.
— О бывшей жене Франсуа де Монморанси, — ответила за всех мадмуазель дю Руэ. — Она опять приехала пощипать беднягу.
— Ненасытная ханжа! — выпалила красотка де Версиньи.
— Старуха! — подхватила мадмуазель де Лимей. — Вы представляете, Жорж, ей уже двадцать восемь лет!
Юный граф де Лош и де Бар озадаченно внимал фрейлинам, не в силах понять, какое отношение к тяжкой участи принцев имеет приезд несостоявшейся жены маршала. Однако красавицы, вдоволь наохавшись и навозмущавшись, поспешили дать шевалье необходимые разъяснения.
— Эту святошу поселили как раз над покоями нашего красавчика, — со вздохом сообщила мадмуазель де Лимей. — Если бы там жила я, вы легко могли бы спуститься к принцам из окна моей комнаты…
Жорж-Мишель только пожал плечами, давая понять, что раз над комнатой герцога Анжуйского живет другая, так и говорить не о чем. Тем не менее фрейлины как-то странно примолкли, быстро переглянулись и теснее сомкнулись вокруг юноши.
— Решено, Жорж, вы полезете к ним через комнату святоши, — объявила мадмуазель де Версиньи.
— Она все равно ничего не заметит, — успокоила графа красотка дю Руэ. — У нее молитвенные экстазы…
— А даже если и заметит — неужели вы не сможете выкрутиться? — Мадмуазель де Лимей нежно провела рукой по щеке шевалье. — Вы же самый очаровательный шалунишка двора!..
— Но ее величество может меня наказать, — задумчиво произнес Жорж-Мишель. — Отправить в Венсенн или даже в Бастилию. — Мысль о том, что он тоже может пострадать, странным образом воодушевила юного шевалье и он почти не слышал обещаний красавиц броситься в ноги королеве-матери и в любом случае его утешить. — Ну что ж, я готов, — бодро сообщил граф, заслужив восторженные взгляды дам и несколько поцелуев. — А чем мне кормить кузенов?
Не успел шевалье договорить, как фрейлины унеслись прочь, и через каких-то четверть часа Жорж-Мишель стал обладателем веревочной лестницы и корзины, в которой обнаружил две бутылки вина, сыр, орехи, ветчину, конфеты, кусок пирога, несколько яблок, половину жареной курицы и надкушенный персик. Молодой человек был слишком привязан к своим родственникам, чтобы бросить перед ними яблоко раздора в виде этого аппетитного, пусть и надкушенного плода, и потому с удовольствием съел персик сам. Пересчитав яблоки и обнаружив, что их четыре, юноша счел возможным покончить с одним из них — естественно, самым крупным. Подкрепив таким образом свои силы, шевалье Жорж-Мишель отправился навстречу неизвестности.
Перед комнатой святоши не было не души, и Жорж-Мишель почти без опаски принялся исследовать замок «старухи». Осторожно просунул в замочную скважину булавку, поковырял, поймал кончиком стилета язычок засова и с тихим щелчком отомкнул дверь. Как-то на спор шевалье уже приходилось проделывать подобное и молодой человек гордился своим умением разбираться в хитроумных механизмах.
Дверь даже не скрипнула и юноша бесшумно скользнул внутрь. Осторожно отодвинул портьеру. Коснулся рукой стены, боясь потерять направление. И тут же налетел на табурет.
— Кто здесь? Кто?! Я стражу позову! — к удивлению графа испуганный голос, раздавшийся откуда-то спереди и чуть-чуть сбоку, был молод и мелодичен. — Сюзон!
Полог кровати чуть приоткрылся и юный шевалье замер, на мгновение ослепленный светом лампы. А потом чья-то безупречная по форме рука отодвинула тяжелый бархат, и тогда ошеломленный молодой человек увидел очаровательную женщину. Нет, не очаровательную — ослепительную. Из головы Жоржа-Мишеля мгновенно вылетели кузены, фрейлины, необходимость лезть в чье-то окно и возможный гнев королевы-матери. Босые ножки коснулись ковра и дама предстала перед юношей во весь рост, явно забавляясь его растерянностью и восторгом. Батистовая рубашка, насквозь просвечиваемая ночной лампой, ничуть не скрывала фигуру красавицы, ибо дама не озаботилась накинуть на плечи роб, плащ или хотя бы шаль. Небрежно хлестнув по щеке спящую в кресле камеристку, бывшая жена маршала приказала служанке посторожить за дверью. Жорж-Мишель стоял неподвижно словно кролик, угодивший в силок браконьера.
— Так что же, шевалье? — с насмешкой поинтересовалась дама, когда камеристка удалилась. — Вы пришли посмеяться над несчастной женщиной? Может быть, мне позвать стражу?
— Зовите, мадам, — прошептал граф. — Я с радостью пойду в тюрьму лишь бы только не видеть вас. Поверьте, муки Тантала ничто по сравнению с моими…
Дама рассмеялась. Смех у нее был звонким словно колокольчик.
— Какой милый мальчик…
Его сиятельство вспыхнул до корней волос. Выпрямился.
— Я уже взрослый, мадам. Мне шестнадцать лет! — обиженно выпалил шевалье.
Красавица залилась хохотом:
— Ну что ж, прекрасно, — дама смахнула с густых ресниц слезы. — Я люблю взрослых мальчиков. Представьтесь, мой маленький паладин.
— Жорж-Мишель-Ролан-Готье-Ален де Лоррен, граф де Лош и де Бар, — склонился в церемонном поклоне молодой человек. Собственное имя привело его в чувство быстрее, чем насмешки дамы, и теперь юноша готов был поклясться, что красавица чуть не присвистнула, узнав, что имеет дело с одним из самых блестящих кавалеров двора.
— Что же заставило вас ворваться ко мне, граф? — с неожиданной грустью осведомилась дама, и шевалье вновь почувствовал какое-то странное головокружение. — Разве мое поведение давало вам повод полагать…
— О нет, мадам, — восторженно перебил даму молодой человек. — Вы так строги… так печальны… так недосягаемы… — Красавица слегка нахмурилась. — Простите, мадам, но ваш траур повергает меня в отчаяние!
— Отвергнутая жена все равно что вдова, — наставительно заметила дама.
— Если бы меня звали Франсуа де Монморанси, я никогда бы вас не покинул! — пылко воскликнул шевалье Жорж-Мишель, окончательно теряя голову. Сейчас молодой человек свято верил, что проник в комнату дамы исключительно для того, чтобы объясниться ей в любви, и искренне негодовал, думая о ее бывшем супруге. Если бы нашелся человек, посмевший сказать хотя бы слово хулы против красавицы, шевалье бы ему не поверил. Более того, без раздумий вызвал бы на дуэль мужчину, назвал бы низкой завистницей женщину.