Геннадий Осетров - Гибель волхва. Варвары
Ляльник только начинался. В середине поляны складывали огромный костер из веток и валежника; все мужики были нарядно одеты в синие, зеленые, белые косоворотки, обшитые по подолу узорами.
Неподалеку от них проходило главное торжество. На вырезанной из дерна скамье сидела улыбающаяся девушка с венком на голове. Сейчас она была Лелей — дочерью великой Лады — самой весной, оживляющей и расцвечивающей после зимы русский мир. Рядом с девушкой–богиней лежали хлеб, сыр, масло, яйца, стояли кувшины с молоком и сметаной; к ногам ее уложили множество сплетенных из ярких цветов венков.
Вокруг скамьи хороводом шли девушки; они были одеты в белые с красной вышивкой поневы и, по вятичскому обычаю, в белых шерстяных шапочках с начищенными медными подвесками. Плавно, красиво кружась вокруг Лели, девушки ладно, стройно пели:
Едет Весна, едет на золотом коне, В зеленом сиянии, на сохе седючи, Сыру землю оручи, правой рукой сеючи…
Потом хороводная цепочка разорвалась, и все подступили к скамье. Девушка–богиня стала надевать им на головы цветочные венки. Зашумели, засуетились стоявшие неподалеку мужики, бабы, ребятишки. Все смешалось, закружилось; смех и выкрики разлетелись над поляной. Однако через некоторое время смерды, будто сговорившись, стали собираться вокруг колодца–костра, показался дым и поплыл к небу. Притихшие русичи терпеливо ждали, когда огонь сожжет дрова и каждый получит по горсти горячего пепла, чтобы посыпать им на счастье перед посевом семена.
Стоявший возле дуба волхв долго молча смотрел на толпившихся вокруг праздничного костра жителей Чижей; тут были и плотники, спорившие недавно с попином, бабы и девки, пропустившие вперед красивую Лелю.
Не увидел Всеслав среди них только Ора и Ратая.
На бездонном черном небе сверкала луна и переливались ледяным светом бесчисленные звезды.
В Чижах стояла глубокая тишина; лишь в нескольких избах тускло горела лучина, освещавшая тяжелый серый дым, выплывающий из волоковых окон.
Серебристый небесный свет растекался по верхушкам уснувших деревьев, и весь русский мир превратился в удивительную сказку; позади веси среди прибрежных лугов черной широкой дорогой лежала река. На повороте она светлела, и там в воде блестела еще одна луна.
Великий Род глядел на притихшую землю русичей. Голова кумира, поднимавшегося над капищем, обращена к Чижам и Клязьме, а перед ликом его проплывает бесконечная белая прядь дыма, просвеченная насквозь лунным светом. Внизу, у подножья бога, видны красные горячие угли; они то ярче пламенеют, то исчезают во вселенской тьме. Порой внутри костра щелкает огонь и разметывает сразу же гаснущие искорки.
Неподалеку от кумира сидят Ор и Ратай. Их безмолвие длится долго; старики неподвижны и поэтому тоже похожи на вырезанных из дерева богов.
Но вот Ратай встал, сказал Ору: «Все, старик, поднимайся!» — и пошел к Роду.
Вплотную приблизившись к кумиру, он обхватил его, будто обнял, и стал раскачивать. Врытый в землю бог едва поддавался; от дыма старик закашлялся, но сразу же испуганно притих. Когда к нему подошел Ор, Ратай хрипло прошептал:
— Подкопать надо вот тут, заступы принеси!
Теперь они стали откапывать кумира. Отбросив в сторону несколько лопат твердой, как камень, земли, старики снова обхватили бога, попробовали расшатать. Род раскачивался, глухо стукался о края ямы и все глядел вдаль.
— Не осилим мы его, — остановился Ор.
— Молчи! Не вытащим, так повалим, разроем с одной стороны и положим.
Отдыхали недолго и снова взялись за лопаты.
Кумир рухнул, когда уже чуть посветлел край неба. Бог падал медленно, долго, выворачивая комлем остатки костра и обволакивая все дымом. Ор и Ратай застыли возле поверженного Рода, а тот лежал навзничь, лицом к звездному небу.
Ор очнулся первым, принес длинный ремень, обвязал бога. Потом они потащили кумира с капища. Иссохшее за многие годы дерево легко ползло по земле. Внизу, на росистой траве, дело пошло еще успешнее — Род скользил плавно, оставляя позади темный след.
На опушке леса старики остановились. Ратай отвязал ремень, вдвоем они приподняли голову кумира, и Ор подставил под него плечо. Более крепкий Ратай, кряхтя, взвалил на себя второй конец бога, и дальше они его несли на плечах. Ноша и теперь не оказалась тяжелой, лишь мешали встречные ветки деревьев, бьющие по лицам.
Изредка совсем рядом со стариками во тьме леса что–то шуршало, кто–то убегал прочь — и опять становилось тихо.
Ор и Ратай долго петляли, запутывая следы. Шедший впереди Ор то сворачивал в гущу леса, то выходил на освещенные луной поляны, и тогда по траве ползла их тройная черная тень.
После долгих блуканий, похитители кумира вышли к берегу Клязьмы и пошли к кургану–кладбищу. Невдалеке от него они остановились, осторожно опустили Рода на землю, сами устало присели рядом, тяжело дыша.
Рассвет становился все заметней, и Ор задвигался. Он измерил лотями кумира, достал нож и начал распарывать на земле дерн, обнажая рыхлую черную землю. Потом взялись за лопаты и скоро вырыли длинную узкую яму, вкатили в нее Рода. Схоронив бога, они накрыли его дерном, старательно смели ладонями оставшуюся землю, оглядели свою тайну.
— Вот и нету, — спокойно и довольно выговорил Ор. — Давай помянем его, и тогда… остальное…
Он потянул к себе котомку, но Ратай быстро оттолкнул его: «Не эту, вон ту!»
Ор вынул кувшин, размотал на его горлышке холстину, осторожно вылил на ладонь меду, расплескал его там, где был спрятан Род. Потом старики опустились на колени, поцеловали землю, медленно по очереди выпили из ковшика мед.
— Как же люди его отыщут? — спросил, поднимаясь на ноги, Ор.
Ратай, задумчиво помолчав, ответил:
— Он же бог — надоумит! Лишь бы цел остался, от вирника и попина уберегся. А время пройдет, его снова поставят — и нас добром помянут.
Старики бесшумно пошли к кладбищу. Серый рассвет все растекался по далекому краю неба; над рекой зарождался невесомый туман, а деревья вокруг начали понемногу оживать, подрагивать темными еще листьями.
Вдруг Ор замер, протянул к Ратаю руку.
— Совсем ум потерял, — проговорил он. — Пытал тебя, как люди тут найдет Рода, беспокоился. А ведь мы же с тобой скоро сами возле бога будем
— я ему и скажу! Правда?
Ратай промолчал.
— Чего ты? — все еще придерживая друга, продолжал Ор. — Мы его от зла уберегли, Род заговорит с нами!
— Вот и идем скорее!
Они медленно вошли в кладбище; в полной тьме на них дохнул теплый пыльный воздух, пахнущий гарью. Держась за руки, старики дошли до середины погребальницы, остановились.
