Густав Эмар - Меткая Пуля
Однажды, после продолжительной и безрезультатной скачки за ланью, которую по какому-то роковому стечению обстоятельств он никак не мог нагнать, Ястреб вдруг увидел перед собой убитую лошадь. Он осмотрелся вокруг. Неподалеку лежала другая лошадь, а возле нее — труп человека, которого по одежде легко было признать за европейца или, по крайней мере, за белого.
В индейце пробудилось любопытство.
С тщательностью и ловкостью, свойственными краснокожим, он немедленно принялся прочесывать все окрестности.
Вскоре его розыски увенчались полным успехом. У подножия большого дерева он заметил человека, лежащего на земле без движения; волосы неизвестного, черные с проседью, были спутаны, густая борода всклокочена, вся одежда разорвана в клочья.
Индеец поспешно подошел к незнакомцу, чтобы убедиться в том, что тот жив, и, если возможно, оказать ему помощь.
Прежде всего Ястреб положил ему руку на сердце. Оно еще билось, но очень слабо.
Все индейцы имеют понятие о лечении; они знают травы, посредством которых, между прочим будет сказано, часто совершают поистине чудесные излечения.
Стараясь привести неизвестного в чувство, индеец внимательно рассматривал его.
Хотя волосы незнакомца начинали седеть, человек этот был еще не стар, ему казалось не более сорока-сорока пяти лет; он был высок и хорошо сложен, имел открытый высокий лоб, орлиный нос, большой рот и квадратный подбородок.
Его одежда, хотя и вся в лохмотьях, была красивого покроя и из тонкого сукна, явно доказывавшего, что он, скорее всего, принадлежит к разряду людей обеспеченных. Читатель, конечно, понимает, что эти тонкие отличия ускользнули от индейца, но он видел в незнакомце умирающего человека с выражением лица умным и решительным, и хотя тот принадлежал к белому племени, которое индеец ненавидел, подобно всем своим соплеменникам, — и ненавидел не без причины, — однако, видя такое отчаянное положение, он забыл всякую ненависть и думал только о том, чтобы как можно быстрее оказать помощь.
Возле незнакомца лежали разбросанные на траве футляр с хирургическими инструментами, колесо от шпоры, пистолеты, ружье, сабля и открытая книга.
Довольно продолжительное время все попытки Ястреба оставались тщетны. Он уже начал отчаиваться спасти умирающего, когда наконец заметил легкую краску, едва заметной тенью выступившую на щеках, и почувствовал, что сердце белого стало биться немного чаще и сильнее.
При этом неожиданном успехе у Ястреба вырвалось радостное восклицание.
Странное дело! Краснокожий воин, вся жизнь которого проходила в борьбе с бледнолицыми, который только тем и занимался, что расставлял им западни и захватывал их врасплох, совершая с самой утонченной жестокостью неслыханные варварства по отношению к несчастным испанцам, попадавшим ему в руки, тот самый краснокожий радовался, что возвращает к жизни белого человека, своего природного врага.
По прошествии нескольких минут незнакомец медленно открыл глаза, но, вероятно, не смог вынести дневного света и тотчас опять закрыл их.
Ястреб не унывал и твердо вознамерился довести до конца начатое им доброе дело.
Он не обманулся в надежде; через несколько минут незнакомец снова открыл глаза и сделал движение, чтобы встать, но при его слабости силы изменили ему и он упал назад.
Тогда индеец осторожно приподнял его за плечи, посадил У подножия бинионии, где он лежал, и прислонил спиной к стволу.
Незнакомец поблагодарил его движением руки и едва слышно прошептал:
— Пить…
Команчи, вся жизнь которых проходит в периодических вторжениях на испанские территории, немного понимают по-испански. Ястреб говорил на этом языке довольно бегло. Он тотчас отцепил тыквенную бутыль, подвешенную к луке его седла, которую наполнил водой всего два часа назад, и поднес горлышко бутылки к губам незнакомца.
Едва тот почувствовал вкус воды, как принялся жадно пить.
Но индеец, который угадывал, что с ним случилось, позволил ему выпить всего несколько глотков и тотчас отнял бутылку.
Больной хотел пить еще, однако Ястреб не допустил этого.
— Нет, — сказал он, — не надо, мой бледнолицый брат еще слаб, сперва он поест.
Незнакомец улыбнулся и пожал ему руку.
Краснокожий вскочил в восторге, вынул из своего мешка со съестными припасами несколько плодов и подал их тому, кого буквально воскресил.
Благодаря стараниям индейца больной по прошествии часа поправился настолько, что мог встать на ноги.
Тогда он рассказал Ястребу, с трудом объясняясь по-испански, что путешествовал со своим приятелем, что их загнанные лошади пали, что он и его друг нуждались во всем в этих пустынных местах, где не могли добыть ни съестных припасов, ни воды; после жестоких страданий товарищ умер у него на руках около суток тому назад, и сам он уже умирал, когда его счастливая звезда или, вернее, провидение привело к нему спасителя.
— Теперь отец мой силен, — ответил индеец, когда тот кончил рассказ, — я заарканю ему коня и провожу до первого селения людей его племени.
При этом предложении незнакомец нахмурил брови, ненависть и высокомерное презрение отразились в его чертах.
— Нет, — сказал он, — я не хочу возвращаться к людям моего племени! Они отвергли, они изгнали меня, я ненавижу их! Отныне я не хочу жить нигде, кроме прерий.
— О-о-а! — вскричал изумленный индеец. — Мой отец больше не имеет родного народа?
— Нет, — мрачно произнес белый, — я один, без отчизны, без родных, без друзей. Один только вид человека моего племени пробуждает во мне ненависть и презрение. Все они неблагодарны; я хочу жить вдали от них.
— И я отвергнут своим племенем, — сказал индеец, — я также один… Я останусь при моем отце и буду его сыном.
— Как! — вскричал незнакомец, думая, что, возможно, не так понял слова индейца. — Возможно ли? Изгнание существует и в ваших кочующих племенах? И вы, подобно мне, отвергнуты соплеменниками, родными, вы также брошены на произвол судьбы и осуждены скитаться до конца жизни без семьи, один, всегда один?
— Да, это так, — прошептал Ястреб, печально опустив голову.
— О! — воскликнул незнакомец, обратив к небу взор со странным выражением. — О люди! Везде вы равно жестоки, бесчеловечны, бездушны.
Несколько минут он ходил взад и вперед, бормоча слова на языке, непонятном для индейца, потом быстро подошел к нему и крепко сжал ему руки.
— Хорошо, — сказал он с лихорадочной решимостью, — я принимаю ваше предложение, наша судьба одинакова, отныне мы не должны расставаться. Мы оба — жертвы человеческой злобы; мы будем жить вместе. Вы спасли мне жизнь, краснокожий; в первую минуту я сожалел об этом, но теперь благодарю провидение, потому что могу еще делать добро. Я еще заставлю людей краснеть за их неблагодарность.
