Вальтер Скотт - Антикварий
— Осторожнее, осторожнее, Монкбарнс! — кричал Кексон, вцепившись в фалды сюртука своего хозяина, чтобы в меру своих сил уберечь его от опасности. — Ради бога, осторожнее! Парик сэра Артура уже утонул, и если еще вы свалитесь с утеса, во всем приходе останется только один парик — пасторский.
— Сюда! На вершину! — кричал Маклбеккит, старый рыбак и контрабандист. — На вершину!.. Стини, Стини Уилкс, тащи снасти!.. Будьте покойны, мы их живо втянем на борт, Монкбарнс, только не стойте на дороге!
— Я их вижу, — волновался Олдбок, — я их вижу далеко внизу, на том плоском камне… Э-гей! Э-ге-гей!
— Я и сам хорошо их вижу, — возразил Маклбеккит. — Вон они сидят, как вороны в тумане. Но вы думаете, им поможет, если вы будете кричать отсюда, как баклан перед шквалом? Стини, тащи, парень, мачту! Ну вот! Мы поднимем их, как в старину поднимали бочонки с джином и бренди. Принеси топор и выруби гнездо для мачты. Привяжи покрепче кресло. Теперь затяни и закрепи!
Рыбаки принесли с собой мачту от лодки, а так как на помощь сбежалась — кто из усердия, а кто из любопытства — половина местных парней, эта мачта вскоре была врыта в грунт и надежно закреплена в вертикальном положении. Поперечная доска и протянутая вдоль нее веревка, по концам пропущенная через блоки, составили самодельный подъемный кран, который дал возможность спустить крепко привязанное кресло на плоский уступ, где ютились пострадавшие. Радость, какую они испытывали, слыша наверху стук и шум подготовки к их спасению, значительно усилилась, когда они увидели своеобразное сооружение, при помощи которого их собирались переправить наверх. Кресло раскачивалось приблизительно в одном ярде от занимаемого ими места, повинуясь каждому порыву бури, и судьба людей, окруженных воздушной стихией, зависела от прочности веревки, которая в сгущавшейся темноте казалась лишь тонкой нитью. Помимо того, что само путешествие по воздуху при помощи такого хрупкого средства сообщения было рискованным, еще большая опасность возникала оттого, что ветер или колебания веревки могли ударить кресло и сидящего в нем о твердую и неровную поверхность скалы. Но для того чтобы по возможности уменьшить эту опасность, опытные моряки опустили с креслом вторую веревку. Привязанная к креслу и удерживаемая кем-либо из находящихся внизу, она могла бы, как выразился Маклбеккит, служить «рулем» и делать подъем более спокойным и ровным. Все же, чтобы отважиться на такой подъем сквозь рев бури, ветер и дождь, когда над головой нависает утес, а внизу бушует бездна, нужна была такая смелость, какую порождает только отчаяние. Но как бы ни были велики опасности, так зримо и слышимо угрожавшие сверху, снизу и со всех сторон, и как бы ни был сомнителен представлявшийся способ спасения, Ловел и старый нищий после краткого совещания и после того, как первый из них с большим для себя риском поймал и притянул веревку, решили, что лучше всего будет устроить в кресле мисс Уордор в надежде на то, что находящиеся наверху люди осторожно и заботливо поднимут ее целой и невредимой на вершину утеса.
— Пусть отец поднимется первым! — воскликнула Изабелла. — Ради бога, друзья мои, позаботьтесь прежде всего о нем!
— Невозможно, мисс Уордор, — возразил Ловел. — Вас необходимо спасти первой. Кроме того, веревка, выдерживающая ваш вес, может…
— Я не стану и слушать этих эгоистических доводов!
— Но вы должны послушать, милая барышня, — сказал Охилтри. — Дело идет о жизни каждого из нас. И опять же: выбравшись наверх, вы там расскажете, как нам тут живется в ссылке. Сэру Артуру, мне кажется, этого никак не сделать.
Пораженная справедливостью этого довода, Изабелла воскликнула:
— Верно! Совершенно верно! Я готова рискнуть. Что же мне сказать нашим друзьям наверху?
— Пусть только следят, чтобы веревка не терлась о скалу. И пусть опускают и поднимают кресло потихоньку и ровно. Мы крикнем, когда будем готовы.
Проявляя поистине материнскую заботливость и внимание, Ловел при помощи своего платка и шарфа, а также кожаного пояса нищего привязал мисс Уордор к спинке и подлокотникам кресла, тщательно проверяя надежность каждого узла, пока Охилтри успокаивал сэра Артура.
— Что вы делаете с моим ребенком? Что вы делаете? Не смейте разлучать ее со мной! Изабелла, ты слышишь? Оставайся со мной!
— Ради создателя, сэр Артур, попридержите язык и благодарите бога, что за это дело взялись люди поумнее! — крикнул нищий, которого извели неразумные вопли бедного баронета.
— До свидания, отец! — прошептала Изабелла. — До свидания, друзья!
И, закрыв глаза, как рекомендовал ей многоопытный Эди, она подала сигнал Ловелу, а он — тем, кто был наверху. Они начали поднимать, и веревка, которой управлял Ловел, не давала креслу раскачиваться. С бьющимся сердцем следил он за трепетанием белого платья, пока девушка не оказалась на уровне вершины скалы.
— Теперь легче, ребята! Легче! — крикнул старый Маклбеккит, взявший на себя обязанности начальника. — Малость подайте вбок поперечину! Так, ладно! Вот мисс наконец и на суше!
Громкий крик возвестил ее товарищам по несчастью об удачном завершении подъема, и они ответили громкими и восторженными криками. Монкбарнс, в порыве искренней радости, сорвал с себя плащ, чтобы укутать в него озябшую девушку, и готов был для той же цели снять сюртук и жилет, но его удержал благоразумный Кексон:
— Помилуйте, ваша милость, так вас до смерти замучит кашель, и вы две недели не вылезете из халата, а это ни вам, ни мне ни к чему. Нет, нет, внизу ждет коляска! Пусть двое снесут туда молодую леди!
— Ты прав, — сказал антикварий, оправляя рукава и воротник сюртука, — ты прав, Кексон. Такая ночь — не для купанья. Мисс Уордор, позвольте проводить вас к экипажу.
— Ни за что на свете, пока я не увижу отца в безопасности.
В кратких и ясных словах, показывавших, насколько ее решимость была сильнее пережитых потрясений, она объяснила, каково положение внизу, и передала наставления Ловела и Охилтри.
— Верно! Это тоже верно! Я сам буду рад увидеть отпрыска сэра Гамелина де Гардовера на сухой земле. Мне сдается, что теперь он готов будет подписать клятву отречения с трактатом Рэгмена впридачу и признает, что королева Мария не лучше, чем ее слава, лишь бы добраться до моего портвейна, от которого он убежал, когда бутылка была еще почти полна. Но он уже спасен… Да вот и он сам! — добавил антикварий, так как кресло уже раньше было спущено и сэр Артур привязан к нему, почти без сознательного участия с его стороны. — Вот он сам! А ну, тяни, ребята! Только осторожно: родословная в сто колен висит на веревке стоимостью в десять пенсов. Все баронетство Нокуиннок зависит от трех прядей пеньки — respice finem, respice funem — внимание до конца (до конца веревки!). Добро пожаловать, дорогой старый друг, на твердую землю, хотя я не могу сказать «на теплую землю» или «сухую землю». А веревка всегда лучше пятидесяти сажен воды, хотя и не в духе мерзкой пословицы (провались она совсем): лучше sus per funem, чем sus per coll![182]
