Александр Дюма - Сын Портоса
— Тридцать лет в армии — и все еще не уволен? — воскликнул парижанин. — По-моему, ему теперь более пристало носить костыль, нежели мушкет.
— Господин Фрике, — с отеческой улыбкой ответил хозяин, — я убедился, что храбрости вам не занимать. Вы станете грозным фехтовальщиком, когда умерите вашу горячность и подзайметесь теорией. И тем не менее, хотя молодость на вашей стороне, я бы не советовал вам ссориться с господином де Брежи, так как не знаю столь же крепкой руки, если не считать вашего соседа за этим столом. Да, мушкетеры всегда славились тем, что имели в своих полках лучших фехтовальщиков!
— Что, еще один колосс? — фыркнул неисправимый парижанин. — Хотел бы я померяться силами с этим армейским Мафусаилом![34] Во всяком случае, блестящее мастерство фехтования не слишком-то продвинуло его по службе.
— Тут вы попали в точку. Ему бы уже следовало быть полковником или генерал-майором, но он уж больно любит выпить, поиграть в кости и поволочиться за женщинами, а это прямая дорога к погибели, как вы, сударь, знаете лучше меня, так как пели в церковном хоре. Все же виконт — настоящий дворянин: занимает деньги с таким высокомерным видом, словно делает одолжение, перепивает за столом самые крепкие головы и дерется до тех пор, пока от его шпаги останется хоть клочок стали. Я знаю десять случаев, когда он выходил на поле чести, и всегда его противник оказывался поверженным.
— Ура мушкетерам! — недовольно произнес Фрике. — Однако многим не везет с нечетными числами, так что одиннадцатый или тринадцатый противник может уложить вашего виконта.
— Завтра я отправлюсь в Сен-Жермен, — заявил Жоэль.
— Разумеется, — согласился Фрике, — а пока что давайте поделим комнату наверху, в которой, очевидно, можно постелить две постели, как мы только что поделили барашка. — Он постучал по столу своим бокалом. — Еще вина, хозяин, а потом все на отдых! Завтра я рано должен быть у министра, и пусть кто-нибудь из писцов только попробует посмеяться надо мной! — Горделиво приосанившись, он добавил: — Когда я ношу мундир, это делает меня на несколько дюймов выше, и никто не откажет мне в уважении, которого я заслуживаю.
— За сколько времени можно добраться до Сен-Жермена? — спросил бретонец.
— Самое большее — за два часа на хорошей почтовой лошади, которую вы можете нанять, — ответил хозяин таверны.
— Отлично, — сказал наш герой, помня о мадемуазель дю Трамбле. — Тогда я смогу вернуться к вечерне.
Глава XI
ОДИН ИСТОЧНИК ИНФОРМАЦИИ УНИЧТОЖЕН
Жаркое июльское солнце раскаляло камни мостовой, становившиеся ужасом для пешеходов и радостью для кузнецов, которые подковывали лошадей в славном городе Сен-Жермене. Перед воротами старого замка расхаживали два мушкетера, держа на плечах оружие, давшее название их полку, в то время, как еще двое, свободные от службы, сидели на краю рва, свесив вниз ноги и болтающиеся шпаги. Другое время — другие имена: среди них не было дю Верже, де Бельера и тому подобных знакомых нам персонажей. Стоявших на посту звали де Гас и д'Эрикур, а отдыхающих — де Шампаньяк и д'Эскриво.
Следуя испанскому обычаю, королева Мария-Терезия устроила себе сиесту, и двор последовал ее примеру. Поэтому часовые у ворот и их товарищи у рва зевали, рискуя вывихнуть челюсти, когда один из отдыхающих мушкетеров подтолкнул другого и сказал:
— Эскриво, посмотри-ка на теннисную площадку — как тебе нравится эта странная фигура?
— Настоящий живой бретонец, только что из деревни, — ответил второй мушкетер, глядя в указанном направлении. — Здоровый парень, ей-богу! Должно быть, дьявольски крепкий, если рискнул в такую жару притащиться в Сен-Жермен и не сгорел дотла!
Разумеется, это был наш друг Жоэль, оставивший клячу, на которой приехал из Парижа, в таверне «Вяз Сюлли» и идущий вдоль крепостного вала.
— Он идет сюда, — заметил господин де Шампаньяк.
— Должно быть, у него к нам какое-то дело, — предположил господин д'Эскриво, — хотя какие могут быть дела в такую погоду?
Дойдя до ворот, вновь прибывший с обычной приветливостью поклонился мушкетерам.
— Господа, — начал он, — могу я спросить, не принадлежите ли вы к одной из рот королевских мушкетеров?
— Разумеется — об этом могли сообщить вам наши мундиры.
— Мы к вашим услугам, — вежливо добавил Шампаньяк, вместе со своим товарищем вставая и отвечая на приветствие.
— Ваша любезность придает мне смелости обратиться к вам с вопросом…
— Продолжайте, сударь.
— Мы будем счастливы помочь вам всем, что в наших силах.
После ряда взаимных поклонов Жоэль заговорил вновь:
— Я только хотел спросить, не знаете ли вы капитана д'Артаньяна?
К этому времени часовые уже приблизились к беседовавшим и слушали, отставив мушкеты. После магического звучания произнесенного имени все четверо разразились возгласами восхищения:
— Капитан д'Артаньян! Гордость полка, чьи знамена мы имеем честь защищать! Никто никогда не вел мушкетеров к такой славе и с такой энергией и отеческой любовью! Подвиги этого кавалера столь многочисленны, что утомили музу Истории! Память о нем сохранится навеки, как об одном из самых храбрейших и блестящих наших офицеров!
Слова эти до глубины души взволновали сына Портоса.
— Благодарю вас, господа! — сказал он. — Вы переполнили меня счастьем и гордостью, ибо офицер, о котором вы говорите, был другом моего отца.
— В таком случае, примите наши поздравления, — ответил господин де Гас. — Капитан не был щедр на близкую дружбу, и завоевать ее мог только тот, кто завоевал также рыцарские шпоры на поле битвы.
— Еще один вопрос, — продолжал бретонец. — Вы говорите о капитане так, как будто он мертв?
— Увы, уже двадцать лет он не значится в армейских списках, — ответил Эрикур. — Никто из нас не знал его, и только из застольных бесед нам известно, какого драгоценного слугу утратил король в его лице.
Затем, как бы желая доказать, что в армейской истории не существует неведомых им глав, они заговорили, перебивая друг друга:
— Капитан д'Артаньян был убит во время фрисландской кампании… Ядром, попавшим ему в грудь… В тот самый день, когда он взял штурмом последнюю крепость, которую ему было приказано отобрать у голландцев… И в тот же самый момент, когда курьер короля вручил ему патент и жезл маршала Франции!
Наш герой понурил голову.
— Мертв! — воскликнул он. — Мне следовало этого ожидать, и все же сердце мое болит от такого известия. Господа, — заговорил он, вновь обретая самообладание, — раз уж вы позволили мне пользоваться вашей любезностью, разрешите задать последний вопрос.
