Георг Борн - Анна Австрийская, или три мушкетера королевы. Том 2
Ришелье обдумал все последствия, которые могли бы возникнуть рано или поздно из-за рождения близнецов.
У него тотчас же зародились различные планы, а он любил сейчас же приводить в исполнение задуманное, если считал это неизбежным и правильным.
Сиротство отвергнутого королевского сына отступало на второй план, его личная судьба должна быть принесена в жертву великим замыслам кардинала.
Видя, что о смерти мальчика нечего и думать, Ришелье отправился к королю.
Людовик был удивлен посещением кардинала — оно всегда было связано с какой-нибудь неприятностью, интригой или даже со смертным приговором.
Король не мог понять, что значит появление Ришелье, так как он окончательно перешел в лагерь заговорщиков. Он знал все, что затевалось в Луврском и Люксембургском дворцах, и не только не старался подавить растущее возмущение, а даже в душе сам радовался ему.
Как и все люди, чувствующие себя виновными, Людовик сейчас же подумал, что кардинал узнал что-нибудь о замыслах против него.
Но по спокойному, серьезному лицу Ришелье догадался о своей ошибке и понял, что кардинал пришел говорить о каких-нибудь особенно важных государственных делах.
— Вижу, что вы в добром здоровье, ваше величество, — начал Ришелье после короткого приветствия, — а принц, как говорят, растет и весел, следовательно, можно поговорить и о темных сторонах жизни, об опасностях и о вещах, до сих пор тщательно замалчиваемых.
— Садитесь, ваша эминенция, и объясните значение этого предисловия, мы одни, — сказал король.
— Да, мы одни, ваше величество, это необходимо для разговора, который я решаюсь начать с вами. Это дело секретное, и лучше никому, кроме нас, не знать.
Людовик, по-видимому, понял намеки Ришелье.
— Говорите прямо, ваша эминенция, — сказал он.
— В таком случае, ваше величество, отнеситесь ко мне как к верному, преданному советнику, ведь у меня одна цель: сделать счастливым ваше большое прекрасное государство.
— Вы намекаете на мрачную сторону моей жизни, ваша эминенция, я, кажется, догадываюсь, в чем дело. Вы хотите говорить о несчастном ребенке, которого я навсегда удалил от себя.
— Именно так, ваше величество, я хотел переговорить о будущем этого мальчика.
— Бедное, бедное дитя! — сказал король, — за что ты отдален от меня, за что мы с тобой разлучены? Отчего не тебе досталась корона? По какому праву ее носит мальчик, воспитываемый в пышных хоромах Луврского дворца?
— Ваше величество, не будем мучать себя вопросами, ведь мы, несовершенные люди, не можем на них ответить. Ограничимся тем, чего от нас требует действительность. Подумали ли вы о будущем мальчика, ваше величество? Решили ли вы что-нибудь?
— До сих пор ничего еще нет, ваша эминенция, но вы, кажется, уже сделали это за меня.
— Так как это дело не семейное, а государственное, ваше величество, то я считал своим долгом обдумать все возможные последствия, и мне пришла в голову мысль, что будет, если, например, кто-нибудь из посвященных в тайну выдаст ее на исповеди или расскажет самому мальчику!
Людовик стал прислушиваться.
— Я уверен в тех немногих людях, кому эта тайна известна, ваша эминенция, — сказал он.
— Да, пока мы с вами живы, ваше величество. Но ведь и мы смертны, а после нашей смерти кто-нибудь из этих людей почувствует необходимость облегчить душу и рассказать уже взрослому принцу — без государства и короны — тайну сентябрьской ночи.
— Это было бы ужасно, но с этих людей можно взять клятву, и они будут молчать!
— И об этом я думал, ваше величество, но этим не отвратить опасность, потому что эти люди будут молчать при жизни, а умирая, они могут написать все в своем духовном завещании. А к каким результатам это может привести, какую беду навлечь, нам обоим слишком понятно, ваше величество!
— Так, по вашему мнению, никак нельзя отвратить опасность?
— Есть одно средство, ваше величество.
— Скажите, пожалуйста, какое?
— Надо оградить себя раз и навсегда от этого мальчика, ваше величество.
— Но каким образом, ваша эминенция?
— Когда он вырастет, надо держать его, как государственного арестанта.
— Как государственного арестанта? И вы хотите, чтобы бедный ребенок не знал ничего, кроме стен тюрьмы? Это больше, чем бесчеловечно, ваша эминенция. Нет, нет, не будем и говорить об этом!
— Следовательно, вы хотите гражданской войны? Раздора, гибели Франции? Несчастья обоих сыновей? Нет, ваше величество, это не может быть вашим последним словом.
— Вы хотите запереть несчастного в тюрьму на всю жизнь, что страшно и бесчеловечно. Оставьте ему, по крайней мере, свободу, дайте ему возможность самостоятельно устроить свою жизнь, найти счастье, но не запирайте его в крепость, ваша эминенция!
— Хорошо, ваше величество, пусть это будет не крепость, а отдаленный, уединенный замок, где мальчик, а потом юноша, проведет жизнь, не зная ни нужды, ни лишений.
— Это другое дело!
— Оставим при нем рыцаря Раймонда и старую Мариэтту, преданно ухаживающих за ним, они не выдадут ему тайну сентябрьской ночи. Позаботимся только, чтобы к нему никого не допускали, чтобы никто не знал, куда он девался. Таким образом мы устраним всякую опасность и сделаем жизнь мальчика довольно сносной.
— На попечении старой Мариэтты — да, в таком случае я согласен. Он не будет заживо погребен в крепости, его ждет лишь жизнь в уединенном замке, где его окружат всем, чего он только пожелает.
— Пока около него будут только Раймонд с Мариэттой. Их одних совершенно достаточно для ухода за ним, ваше величество.
— Вы разве уже нашли подходящий для мальчика замок, ваша эминенция?
При словах «заживо погребен» кардинал невольно нахмурился. Именно этой мыслью руководствовался он, но не осмелился выразить ее такими словами.
Мальчик должен быть именно заживо погребен! Ришелье мысленно решал, что в уединенном далеком замке ему можно будет делать с ним все, что он сочтет нужным. И его упрячут туда навсегда, никого не будут допускать к нему, чтобы когда-нибудь, впоследствии, это поразительное сходство не натолкнуло бы кого-нибудь постороннего на мысль, что он брат короля.
— Вы отыскали какой-нибудь замок, ваша эминенция? — еще раз спросил Людовик.
— Я имел в виду старый замок в Пиньероле, ваше величество.
— В Пиньероле… на далекой окраине Франции, у итальянской границы…
— Чем уединеннее и отдаленнее край, тем выгоднее это будет для всех, ваше величество, а мальчику, между тем, от этого никакого вреда не будет. В старом Пиньерольском замке никто теперь не живет, кроме старого кастеляна, который может там и остаться. Пусть рыцарь Раймонд потихоньку уедет с мальчиком и воспитывает его там.
