Сергей Самаров - Прыжок через пропасть
— Я — не я… Ноги не мои… Не я хожу, не я стараюсь… Радегаст идет… Его сила во мне… Радегаста сила ноги переставляет… Я — не я… Ноги не мои… Радегаст идет… Его сила во мне…
Расслабился так, словно лежал сейчас по-прежнему на скамье, и прошел эти два шага почти легко, словно в самом деле сила Радегаста перешла в ноги воеводы. Оперся кулаками в подоконник и стал смотреть на улицу. Из этого окна правого крыла площадь была видна только наполовину. Зато было хорошо видно улицы, ведущие к площади от западных ворот. После ночных событий город удивлял своей пустотой и запустением. Даже такая маленькая война прошлась по Рарогу смятением умов, испугом и плачем. Трупы данов и боярских воев, которые не успели по дворам разбежаться, уже унесли, но торговые палатки и распряженные возки, задравшие кверху оглобли, такие привычные взгляду, никто не спешил ставить. Горожане ждали продолжения ночных событий. Ждал их и сам князь-воевода. Да и как иначе, когда он все еще ощущал себя в том самом прыжке через пропасть, в полете, в котором невозможно остановиться. И бояр никто еще не успел приструнить. А дружины у них, в сравнении со стражей, много…
Дражко переставил кулаки и сделал шаг вправо, чтобы взглянуть на центральные двери дворца. Крыльцо было заставлено, как и ночью, сторожевыми рогатками. Четверо стражников несли караул, грозно осматривая все подступы. Да, смотрят они грозно и выглядят грозно, бородатые и насупленные. А в душе у них, наверняка, зимние волки воют. Стражникам тоже не по себе. Война в городе, между своими, никогда не доводит до добра. Каждый беспокоится о собственной семье, оставшейся там, в кварталах, переживает.
Князь-воевода перевел взгляд выше — на галерею. Из окна ему видно было только вторую половину ее, но как раз ту, которая выходила на покои княгини Рогнельды. Галерея была пуста, и это заставило князя опустить голову. Он только сейчас сам себе признался, что именно ради этого последнего взгляда и дошел до подоконника.
Конечно, Рогнельде сейчас не до прогулок. Ночная трагедия… Потом травница напоила ее чем-то, отчего Рогнельда должна спать, а она не уснула. Да и ребенок, будущий наследник княжеского стола, после таких событий, наверное, дает о себе знать. Пусть, пусть отдыхает княгинюшка…
Теплота подступила к груди. Теплота нежности от представленного образа женщины, которая сама себя не желает щадить. Но сразу же за этим пришла и боль — не физическая, а боль сострадания. Слишком хорошо представлялось, как переживает сейчас Рогнельда, что должна чувствовать и как страдать.
Дражко вдруг и сам ощутил, что и ему следует тоже отдохнуть, потому что силы таяли стремительно. Но он хотел, чтобы гонец от Полкана увидел его стоящим у окна. И рассказывал бы только о том, что рана у воеводы легкая. Это поддержит дух тех, у кого он слаб, и вселит уверенность, что дружины не останутся без управления. Дражко встал бы и при Сфирке, но знал, что разведчик постарается не допустить этого. А если бы встать не сумел, Сфирка тоже подумал бы, что Дражко слаб. Нельзя, нельзя показывать слабость. Слабость уже погубила бы княжество, не окажись неожиданно сильной Рогнельда. Неизвестно, насколько ее сил хватит. И пока Годослав не вернулся, все по-прежнему должны думать, что бодричами управляет сильная рука.
Шаги в конце коридора, казалось, придали сил. Слышались шаги одного человека. Несомненно, военного. Такие шаги воевода отличать умел. Но второй должен быть рядом — неслышный Сфирка, один из лучших разведчиков Ставра, первый его помощник.
Так и оказалось. Негромкий стук в дверь, и она открылась. У Сфирки, казалось, глаза под бревенчатый потолок подпрыгнули от неожиданности, когда он увидел стоящего у окна воеводу. Но глаз сразу отметил, как судорожно и с какой силой вжались в подоконник пальцы. И разведчик прочитал ситуацию, по заслугам оценив мужество князя.
— Здравствуй будь, княже! — поклонился гонец.
— И тебе здравия и лет долгих… — ответил воевода скороговоркой, как никогда не говорил. И разведчик сразу понял, что князю тяжело дается даже разговор. И он старается фразы произносить быстрее, чтобы на середине слова не остановиться и не замолчать от боли, которую не желает показывать. — Мне Сфирка уже почти все рассказал, поэтому я не задержу тебя надолго. Время нас ждать не будет, а Готфрид торопится вслед за временем.
— Ты прав. Похоже, княже, что Готфрид очень гонит коней… Даны собираются гораздо быстрее, чем мы ждали. Их уже около восьми тысяч. А завтра-послезавтра десять будет.
— А вас?
— Вместе с подможеством с Буяна — шесть тысяч с трудом наберем.
— Вот помощь я и хочу у вас забрать. Их там пять сотен?
— Пять.
— Кто их привел?
— Сотник Оскол.
— Хорошо. Этот надежный и неуступчивый.
— Да, — согласился гонец. — Только Полкан ворчит, что слишком уж Оскол сам подраться любит. Когда надо на бой со стороны посмотреть, он в самую заварушку лезет. Сотней ему управлять — самое дело… А пять сотен для него уже много.
— Пусть так. Но я дело другое задумал. Там Оскол и для пяти сотен хорош будет. Как только даны границу перейдут, пускайте эти пять сотен в Данию по ближайшим с границей дорогам погулять. Выжечь все подчистую. Ни обоз, ни гонец проехать не должен. И внимательно смотреть след! Если даны старой дорогой двинутся, в обход Свентаны, а они знают, что город укреплен и на стены пришло подкрепление, поэтому, скорее всего, на старой их и надо ждать, — след плотину зорить… Полкан знает. Часть он потопит, остатки вышибет, а Оскол со стороны Дании ударить должен. Понял?
— Понял, воевода. Свершим. На такое дело, как гульба по тылам, это уж лучше Оскола не найти. Ты прав.
— Тогда — не жалей коня!
Гонец поклонился, вышел и осторожно, как это делают в комнатах больных, притворил за собой дверь. Но потом, уже за дверью, привычно затопал ногами по коридору.
Дражко попытался дойти до лавки сам, но после двух шагов коротко посмотрел на Сфирку. Тот понял, что князь в гордости своей может попросить о помощи только глазами, и подскочил сразу, словно ждал команды. Подставил плечо.
Сесть оказалось гораздо труднее, нежели встать. Опять помог Сфирка.
— Давай отраву! — потребовал Дражко. Сфирка понял, о чем речь, и передал бутыль.
— Смотри, княже, понравится, медведей на тебя не напасешься…
— Вещай, что в городе делается?
— Только перед приходом сюда я своих собирал. По всем боярским домам следят. Там не все понятно. Бояре в расколе. Сначала они, похоже, почти все готовы были под Готф-рида бежать сломя голову. Почти в каждом дворе большая или малая дружина собралась. А как только узнали, что Годослав сейчас у Карла, сразу двинулись на попятную. Да другого и ждать не след… К Готфриду ты ездил. А к Карлу сам князь. И потому они на площадь не вышли. Потому и Гуннар так задержался, хотел их собрать, да не получилось. Только трое его поддержали. По моим счетам, прямо сейчас бояре могут выставить тысячи четыре человек. Столько же, думаю, сидят по загородным усадьбам.
