Валерий Сосновцев - Имперский раб
Ефрем еще долго бы слушал старика Назара, но, спохватившись, стал прощаться, ибо в этот раз он ушел в город один, его хозяин мог заподозрить неладное. Назар приглашал его к себе в дом, но встретиться вновь им было не суждено. Через несколько дней судьба Ефрема резко переменилась, и он уже никогда не узнал, что сталось с этим древним казаком и его потомством в новом отечестве.
На другой день из Бухары в сторону полуострова Мангышлак на Каспии отправился караван купцов, где были и армяне с бухарского, армянского торгового подворья, знакомцы Ефрема от Айваза. Они тоже увозили от него новый подарок-весточку батюшке в Вятку. Снова платочек и немного монет, которыми наградил его ходжа Гафур за умелые торговые дела.
Через пятнадцать – двадцать дней доберется тот платочек-весточка до Мангышлака, еще через день-два морем до торгового города Астрахани. Еще через месяц-полтора его уже через Вятку, в переводе, получит Григорий Потемкин – всесильный армейский властитель Российской империи и прочтет, что: «… Бухария нынче не подлежит никакой иной власти. Правление здесь самовластное, и даже хан здешний полностью под властью одного только аталыка Данияр-бека. Сам город богатый, в нем караван-сараев каменных четыре. Базары и зимой, и летом по вся дни. Торговцев много и из России. Больше татары и башкиры, коих всех зовут либо ногаями, либо просто заодно всех русскими. Много русского полону приводят на рынок. От торговых пошлин город сильно богатеет. Товары свозят сюда из Индии, Афганистана, Китая… Обнесен город стеной глиняной, очень прочной. Снизу толщиной в две сажени, сверху одна. Ворот одиннадцать, пушек девятифунтовых – пять, пятифунтовых – две, трехфунтовых – восемь, мортир – пять. Пушки те только для обороны, и в походы пока никуда не намереваются. Войска пока собрать в состоянии только тысяч десять. По сему лишь подчиняют княжества и ханства близкие, ибо те разбредаются кому куда выгоднее… Часто также воюют с каракалпаками, трухменами и киргиз-кайсаками. Последние шибко раздроблены и общей силы воинской, регулярной не имеют. Как говорил не раз зять здешнего правителя, то Данияр-бек очень не хочет ввязываться в большие войны, ибо боится, что попадет тогда под власть персидского шаха. И шах, и аталык более заняты слежением друг за другом и дружить боятся, и войну про меж себя оба не осилят… Предстоит же мне узнать, каковы узы и кто соседи Бухары подробнее, и к кому склоняется нынешний правитель. Ибо, ежели кто умело его использует, то пользу для себя в сих краях обретет не малую…»
Ефремово послание своей капелькой слилось с донесениями из Оренбурга, с Иртышской линии, различных купеческих соглядатаев и добытых сведений из иностранных посольств.
Григорий Александрович Потемкин поддержал тех российских военачальников, «кои считали, что на границе с киргизской степью незачем держать значительные воинские силы», а стоит их сосредоточить против Турции. И долго еще практическими защитниками южных рубежей Российской империи оставались редкие казачьи станицы да поселения полуссыльных рот. Которые и кормились чем бог пошлет на охоте и рыбной ловле, да своим потом на засыхавшей до каменного состояния солончаковой земле, и обильно поливали степную полынь кровью своей и от степняков, и от начальства своего же. Чиновники из России стали на казачьих землях селить своих крепостных, а дела защиты рубежей свели к такому – хотите выжить, казачки? Тогда шевелитесь сами, а за упущения с вас же спрос! Казне такая защита почти ничего не стоила, и империя могла пока не беспокоиться за свой тыл – казаки жить хотели.
* * *Пролетали месяцы, складываясь уже в годы. Текла Ефремова служба… Однажды ходжа Гафур позвал Ефрема в сад. В тени карагача, на краю бассейна с журчащими струйками воды, на ковре, в грудах подушек возлежал сам хозяин. Ефрем подчеркнуто почтительно устроился с краю. Гафур, демонстрируя дружеское расположение, сам налил и подал ему пиалу чая – знак высшего расположения на Востоке. Ефрем с благодарным поклоном принял ее.
– Скажи, Ефрем, я доказал тебе, что у меня ты жил не как раб?
– Да, ты верен своему слову. Но почему ты спросил, разве я преступил свою клятву?
– Нет, нет, только хотел удостовериться, что мы мыслим одинаково… Разговор у нас будет о другом. Я было решил оставить тебя у себя. Дать тебе участок земли и, как подобает другу, заняться с тобой вместе торговыми делами, но… Данияр-бек решил набрать себе новую русскую дружину и ищет надежных повсюду. Я подумал и вижу, что если со мной что-то случится, то из рабов тебе никогда не выбраться. Если служить станешь у правителя в дружине, то сам собою из рабского состояния выйдешь. Потому что дружинникам платят жалование, значит, они свободные… Я поступлю с тобой как друг, но и ты не забывай о дружбе. – Гафур пристально посмотрел на Ефрема.
– Скажи, что я должен сделать? За милости твои и дружбу я рад услужить тебе. Только сразу скажу, ежели ты меня на беззаконие какое толкнешь, я откажусь.
– Что ты имеешь в виду? – удивился Гафур.
– Ну… – замялся Ефрем, – против здоровья правителя и все такое…
– Не беспокойся, – засмеялся Гафур, – мне-то как раз и не выгодно, чтобы он умирал, храни его Аллах на многие годы! Ты только ставь меня в известность, как друга, разумеется, о всех делах, которые он замыслит. Всего-то навсего!.. А чтобы и ты в рядовых дружинниках не задержался, то я перед ним за тебя похлопочу. Мое слово, как ты понимаешь, многого стоит.
– Ну что легче для друга может быть? Я твои уши и глаза отныне, где ни скажешь! – прижимая руку к сердцу и кланяясь, сказал Ефрем, а про себя подумал: «Ничего себе – “всего-то навсего”! Ты меня шпионом приставляешь к своему родственнику. Да ежели он узнает – мне самый большой кол приготовят на регистане!.. Ну, ничего – Бог не попустит!.. И это пройти надобно с пользой для моего дела. Это мы еще поглядим, кто у кого шпионом послужит!..»
– Сейчас пойди приготовь свои пожитки, приведи в порядок бумаги мои. Завтра я представлю тебя пред светлые очи аталыка.
– Слушаюсь, мой господин, – сказал, вставая и кланяясь, Ефрем.
– Нет! Нет больше господина и раба, Ефрем! – притворно вскричал ходжа Гафур.
– Хорошо, – улыбнулся Ефрем, – но позволь тогда называть тебя высокочтимым другом моим?
– Ну хотя бы так, только без добавления «друг». Явная дружба во дворце с кем-нибудь из высоких особ может стоить головы обоим друзьям, запомни это, – сказал Гафур и показал рукой, что разговор окончен.
![Айзек Азимов - Основание и Империя [Академия и Империя]](/uploads/posts/books/116810/116810.jpg)
