Александр Красницкий - В дали веков
Мужья новгородские смущенно молчали, не зная, что и отвечать на эти вполне справедливые укоры.
– Почтенные старейшины, что и сказать вам, не ведаем мы, – потупив глаза, заговорил заменявший Гостомысла посадник из степенных бояр. – Стыдно нам, ох как стыдно, а что поделать с нашей вольницей – не знаем. Слабы мы после варяжского нашествия, сами вы видите; как гнали мы варягов, полегли наши силы ратные на поле бранном, да и до этого еще варяги как пришли, многих побили, вот теперь никто и знать не хочет господина великого Нова-города.
– Большое спасибо вам за слово это, за признание честное! – крикнул старейшина кривичей. – Не потаили вы от нас правды, хотя и горька она, вот и мы теперь вам тоже скажем, что решено у нас на нашем вече. Тоже правдиво скажем. Хотите ли выслушать нас?
– Говори! Говори! Слушаем! – раздалось со всех сторон.
– Решили мы сами от вашей вольницей обороняться огнем и мечом, решили разорить гнезда разбойничьи на Ильмене, и прямо говорю: идем на вас войною.
– И мы с кривичами пристанем! – выступил посланец мери. – Скажи своим: и меря вместе с кривичами на Ильмень боем идет!
Выступил старейшина дреговичей.
– Правду сказал посланец кривичей, – заговорил он, – и нам, дреговичам, не остается ничего другого делать, как взяться за оружие и всем вместе идти на вас войною! Знайте же это.
– Война так война! Бой так бой! – закричали более молодые и горячие из собравшихся на вече. – Ишь чем пугать вздумали. Не таких мы видали. На что варягов – и тех прогнали! А варяги не чета вам! Суньтесь только – всех повырежем.
– Не без нас вы с варягами справились! – возразил кривич. – А вот что я скажу вам: если отвернется от нас ратное счастье, так порешили мы обратиться за помощью к ханам козарским.
Как громом поразила эта весть новгородцев.
– Опять польется кровь славянская! – с горем воскликнули бояре. – Прогневали, видно, Перуна мы, ослепляет он нас! Брат на брата смертным боем идет и чужаков на брата ведет. Страшное дело! Грозное дело!
Вдруг все вече как-то странно заволновалось. В толпе раздались крики изумления и восторга, почти все обнажили головы.
– Что случилось, что там? – послышались тревожные вопросы с вечевого помоста.
– Гостомысл! Гостомысл! – раздались им в ответ громкие, радостные крики.
6. ГОСТОМЫСЛ
Страха не страшусь,
Смерти не боюсь!
Лягу за царя, за Русь!
Из оперы «Жизнь за царя»
Действительно, Гостомысл захотел присутствовать на этом последнем в его жизни вече. Дряхлый старец не мог идти сам. Ноги давно уже не держали его ветхого тела, он приказал нести его на носилках. Было что-то торжественно-трогательное в этом шествии. Четверо рослых молодцов, на лицах которых ясно выражалась глубокая скорбь, высоко несли легкие носилки, где полулежал-полусидел ветхий старец с поникшей на грудь головой.
Длинные седые волосы его развевались на ветру, руки беспомощно повисли, лицо приняло землистый оттенок, только глаза одни по-прежнему сияли почти юношеским блеском.
Окружавшая вечевой помост толпа с почтением расступилась, пропуская вперед носилки. Сердца всех забились надеждой – все предвидели, что Гостомысл, много раз выручавший народ славянский своим мудрым словом, и теперь найдет выход из того положения, в которое поставили приильменцев их раздоры.
Носилки с Гостомыслом внесли и поставили на площадку вечевого помоста у самого колокола. Сразу затихло все кругом.
– Знаю я, что собрались вы толковать о важных делах, – заговорил Гостомысл, – как степенный муж новгородский и посадник старший, решил и я принять участие в вече. Поведайте мне, о чем говорите.
Гостомыслу передали слова кривичей, передали также и о желании других соседних племен примкнуть к ним и вместе идти войною на приильменцев и Новгород.
– Не страшны нам они. Что кривичи? Что меря и остальные? – говорили Гостомыслу. – Они грозят нам козарскими ханами; не бывать этому. Мы истребим их до единого, не оставим даже на племя.
Гостомысл в ответ на эти слова покачал головой.
– Слушайте, мужи новгородские, скажу вам правдивое слово. Слушайте вы, старейшины ильменские, и живое слово. Слушайте вы, старейшины кривичей, и мери, и веси, и дреговичей, всех нас одинаково касается это дело. Побьете вы, мужи новгородские и старейшины ильменские, всех их, – кивнул Гостомысл в сторону старейшин соседних племен, – что же из этого? Вспомните, какую кровь вы прольете. Своих же ведь. И кривичи, и другие – те же славяне. А разве мало в Нове-городе семей, где матери, жены у соседей взяты, разве мало дев приильменских к соседям ушло? Вспомните вы и подумайте, что вы затеяли.
Гробовая тишина стояла кругом. Вечевики затаили дыхание, боясь пропустить хоть одно слово из речи своего старого посадника, а он воодушевлялся все более и более.
– Напитается братскою кровью славянская земля, – продолжал Гостомысл, – так легче ли будет? Все на Ильмене пойдет по-старому, и всякий чужеземец, как варяги, придет и захватит нас, в рабов обратит.
– Так что же делать? – раздались голоса. – Как поступить, как? Не стало меж нами правды!
– И не будет ее во век, если сами вы не образумитесь. Знаю я, восстал на Ильмене род на род. Не виню я старейшин ни в чем, каждый из них себе и своему роду добра и правды ищет, да в том-то и дело, что у каждого из нас правда-то своя. Один думает так, другой – по-другому. И никогда на Ильмене кровь и раздоры не прекратятся, если только во всей земле славянской не будет одной только правды, правды равной для всех.
– Где же нам искать ее, скажи, Гостомысл? Справедливо ты говоришь, что нужно одну только правду, да где она? – заговорили кругом.
– Где? Слушайте, скажу я вам сейчас. Между кем идут раздоры у нас? Между родами. А родича если родич обидит, у кого он правды и суда ищет? У старейшины. И знаю я, что находит он свою правду! Родич на родича смертным боем не идет, а род на род, чуть что, с мечом поднимается. Отчего так? Оттого все, что не у кого родам в их несогласиях между собой правды искать, не к кому за судом скорым и милостивым обратиться, вот что. Что с семьею бывает без хозяина? Брат с братом враждовать начинает, если старшего не остается, так и у нас на Ильмене. Вот подумайте над моими словами, да догадайтесь, что мы должны делать.
– Старейшину над старейшинами надо поставить, чтобы суд творил и обидчиков наказывал! – закричало несколько голосов.
– Верно, верно, Гостомысл прав! – раздались со всех сторон восклицания не только приильменских старейшин, но и старейшин соседних племен.
Вече воодушевлено было мыслью о прекращении наконец тягостных междоусобиц и, как утопающий за соломинку, ухватилось за совет своего мудреца.
