Джеймс Клавелл - Шамал. В 2 томах. Т.1. Книга 1 и 2
Никто не знал, как, собственно, начался марш. Они словно сами по себе сдвинулись вдруг с места и вскоре запрудили улицы, от стены до стены, перекрыв все движение, радостно шагая вперед – неудержимая сила. Люди в лавках, в окнах и на балконах стоявших рядом домов смотрели на демонстранток раскрыв рот.
Большинство мужчин были шокированы.
– Ты только посмотри вон на ту, вон, молодую шлюху в зеленом пальто, которое всю дорогу распахивается спереди, открывая ее промежность, вон, вон, гляди! Да проклянет ее Аллах за то, что она искушает меня…
– Ты лучше погляди вон на ту, в штанах в обтяжку, словно вторая кожа.
– Где?! Да, в синих таких штанах! Аллах, защити нас! Я вижу каждое подрагивание ее тела! Да она сама напрашивается! Как та, с которой она идет под ручку, та, что в зеленом пальто! Блудница! Эй ты, блудница, ты просто хочешь члена, вот чего вы все хотите…
Мужчины смотрели и негодовали. Похоть плыла вслед за демонстрацией.
Женщины удивлялись и размышляли. Все больше и больше их забывали, что вышли за покупками, или оставляли свои лавки и присоединялись к своим сестрам, теткам, матерям, бабушкам, бесстрашно стаскивая с головы хиджаб, снимая чадру – разве мы не в столице, разве мы не жители Тегерана, элита Ирана, уже давно не деревенщина? Здесь все совсем по-другому, не как в деревне, где они никогда не осмелились бы выкрикивать лозунги или снимать чадру и хиджаб.
– Женщины, объединяйтесь, Бог велик, Бог велик! Победа, единство, борьба! Равные права для женщин! Право голоса! Нет деспотизму, любому деспотизму…
Впереди демонстранток, позади них и вокруг них, на проспектах и в боковых улочках начали собираться группы мужчин. И тех, кто был за, и тех, кто был против. Споры становились все ожесточеннее – закон Корана требовал, чтобы мусульмане сопротивлялись любым действиям, направленным против ислама. Кое-где начались потасовки. Один мужчина вытащил нож и умер, получив удар ножом в спину от другого. Мелькнуло огнестрельное оружие, появились раненые. Столкновения множились. Тут и там вспыхивали схватки между либералами и фундаменталистами, между левыми и «зелеными повязками». Кому-то проламывали головы, еще один человек погиб, и тут и там под перекрестный огонь попадали вездесущие дети, некоторые из них поплатились жизнью, другие прятались, приседая за стоявшими вдоль улиц машинами.
Ибрагим Кияби, студенческий вожак Туде, которому удалось бежать в ту ночь, когда Ракоци попал в засаду, выскочил на улицу и подхватил насмерть перепуганного ребенка, пока его товарищи прикрывали его огнем. Он благополучно добрался до угла улицы. Убедившись, что девочка не ранена, он прокричал друзьям: «За мной!» – понимая, что их здесь слишком мало, и бросился наутек. Их было шесть человек, и они бежали по боковым улочкам и переулкам. Скоро они были в безопасности и направились в сторону проспекта Рузвельта. Туде приказали избегать открытых столкновений с «зелеными повязками», пройти маршем вместе с женщинами, смешаться с ними и вести пропагандистскую работу. Он был рад снова приступить к активной деятельности после того, как долго прятался.
Через полчаса после ареста Ракоци он доложил о предательстве своему руководителю в штабе Туде. Человек сказал ему, чтобы домой он не ходил, сбрил бороду и залег на дно в одном из конспиративных домов недалеко от университета:
– Ничего не предпринимай до женского марша протеста во вторник. Присоединись к нему со своей ячейкой, как было запланировано, а на другой день отправляйся в Ковисс – это должно уберечь тебя на время.
– А что будет с Дмитрием Язерновым? – Ракоци он знал только под этим именем.
– Не переживай, мы вызволим его из рук этой мрази. Еще раз расскажи мне, как выглядел этот человек.
Ибрагим снова повторил ему то немногое, что запомнил про «зеленых повязок» и засаду. Потом спросил:
– Сколько человек поедут со мной в Ковисс?
– Тебя и еще двоих должно быть достаточно для одного вонючего муллы.
Это так, подумал он, только мне никто не нужен, скоро мой отец будет отомщен. Его руки сжались на винтовке М16, которую он неделю назад украл из ружейного склада в Дошан-Таппехе.
– Свобода! – крикнул он и поспешил на проспект Рузвельта, чтобы присоединиться к первым рядам демонстрации; его друзья рассыпались в обе стороны.
В сотне шагов позади, окруженный тысячами демонстрантов, размахивавших руками и кричавших слова одобрения, медленно двигался открытый грузовик с молодыми людьми. Это были военнослужащие ВВС без военной формы. Среди них был Карим Пешади. Он рассматривал демонстранток, пытаясь отыскать среди них Шахразаду, но так и не увидел ее. Он вместе с другими был расквартирован в Дошан-Таппехе, где порядок и дисциплина почти перестали существовать, власть забрали в свои руки комитеты, отдавая приказы, которые сменялись противоположными им приказами, другие приказы приходили от верховного командования, подчинившегося премьер-министру Базаргану, третьи – от Революционного комитета, а иные – по радио, где время от времени выступал и устанавливал законы аятолла Хомейни.
Как и всем остальным пилотам и офицерам по всей стране, Кариму приказали явиться в комитет для перекрестного допроса по поводу его послужного списка, политических убеждений и связей в дореволюционный период. Послужной список у него был прекрасным, и он мог искренне поклясться, что поддерживал ислам, Хомейни и революцию. Но призрак отца незримо висел над ним, и он тщательно упрятал свое желание отомстить в самом сокровенном тайнике своего сердца. Пока его не трогали.
Позапрошлой ночью он попытался проникнуть на диспетчерскую вышку Дошан-Таппеха и разыскать там журнал разрешений на вылет, но его повернули обратно. Сегодня ночью он собирался попробовать еще раз – он поклялся себе, что доведет дело до конца. Я должен, думал он, Шахразада надеется на меня… о Шахразада, ты, кто придает моей жизни смысл, хотя для меня ты и запретна.
Он встревоженно разыскивал ее среди толпы, зная, что она где-то здесь. Вчера вечером он и группа его друзей слышали по радио яростное подстрекательское выступление аятоллы-фундаменталиста, осуждавшего женский марш протеста и требовавшего, чтобы «правоверные» провели ответные акции протеста. Это вызвало у него большую тревогу за Шахразаду, его сестер и родственниц, которые, как он знал, тоже выйдут на демонстрацию. Его друзья также тревожились за своих женщин. Поэтому сегодня утром они взяли этот грузовик и присоединились к протестующим. С оружием.
– Равные права для женщин! – кричал он. – Да здравствует демократия! Да здравствует ислам! Да здравствуют демократия, законность и исла… – Слова застыли у него в горле.
