Джин Ауэл - Охотники на мамонтов
— На редкость вкусно! — сказал Талут, зачерпывая вторую порцию похлебки костяным ковшом. — С чего это ты вдруг решила приготовить сегодня такой роскошный завтрак?
— Мне не спалось, и потом я обнаружила, что здесь растет много овощей. В общем, мне надо было… чем-то заняться, — сказала Эйла.
— А я спал, как медведь во время зимней спячки, — заметил Талут и, внимательно посмотрев на Эйлу, пожалел, что с ним нет Неззи. — Тебя что-то тревожит, Эйла?
Она отрицательно мотнула головой:
— Нет… а впрочем, да. Но только я сама не понимаю, что со мной происходит.
— Ты не заболела?
— Нет, дело не в этом. У меня просто… какое-то странное предчувствие. Лошади тоже что-то чувствуют. Удальца почти невозможно успокоить, да и Уинни нервничает…
Вдруг она выронила чашку и обхватила себя руками, словно пытаясь защититься от какой-то опасности. В ужасе глядя на юго-восток, Эйла воскликнула:
— Талут! Смотри! — Где-то на горизонте над землей поднимался темно-серый столб, расходившийся по небу густыми мрачными облаками. — Что там такое?
— Понятия не имею, — сказал вождь, выглядевший не менее испуганным, чем Эйла. — Схожу-ка я за Винкавеком.
— Я тоже не могу точно сказать, что это такое. — Они обернулись, услышав голос шамана, уже успевшего покрыть свое лицо разноцветными татуировками. — Похоже, что-то происходит в юго-восточных горах. — Винкавек пытался сохранять спокойствие. Ему не полагалось показывать свой страх, но это было нелегко. — Должно быть, Великая Мать посылает нам знак.
Эйла была уверена, что случилось какое-то ужасное несчастье, раз уж земля с такой силой взметнулась в небо. Даже издалека этот темно-серый столб казался невероятно огромным, и все больше становилась шапка беспорядочно вздымающихся зловещих облаков. Поднявшийся ветер быстро гнал их в западном направлении.
— Это молоко из Груди Дони, — равнодушным тоном, не отражавшим его истинных чувств, сказал Джондалар, используя понятие из своего родного языка.
Теперь уже все охотники высыпали из палатки и смотрели на ужасное извержение и огромное разрастающееся облако раскаленного вулканического пепла.
— Что?.. О чем это ты говоришь? — спросил Талут.
— Я говорю о горе, об особом виде гор, извергающих лаву. Я видел такое извержение в детстве, — сказал Джондалар. — Груди Великой Матери, так мы называем эти горы. Старая Зеландони рассказывала нам связанное с ними предание. То извержение, что я видел издалека, произошло в горных районах. Потом к нам зашел один человек, который путешествовал неподалеку от того места, и рассказал о том, что видел. Это была потрясающая, но очень страшная история. Сначала земля задрожала и произошло несколько небольших землетрясений, а затем вдруг взорвалась вершина горы. Из нее появился такой же темный столб, и черное облако расползлось по небу. Хотя, конечно, это было необычное облако. Оно было наполнено легкой пылью, подобной пеплу. И та тьма, — он указал рукой на черные облака, плывущие на запад, — похоже, пройдет мимо нас. Если только ветер не переменится. Когда пепел осядет, то покроет всю землю. Его слой может быть очень глубоким.
— Но это извержение происходит где-то очень далеко, — сказала Бреси. — Отсюда нам даже не видно гор и не слышно никаких звуков — ни гула, ни грохота сотрясающейся земли. Просто огромный столб и клубы черных облаков.
— Да, если часть пепла и донесется сюда, то он уже будет не так опасен. Хорошо, что мы находимся достаточно далеко.
— Ты говорил, что при этом сотрясается земля? Землетрясения всегда являются знаком Великой Матери. И это, должно быть, тоже некий знак. Мамутам придется поразмыслить об этом и выяснить его значение, — заметил Винкавек, не желая показаться менее сведущим, чем этот чужеземец.
После упоминания о землетрясении Эйла мало что слышала. Ничего на свете не страшило ее так, как землетрясения. В пятилетнем возрасте, когда твердая земля вдруг покрылась глубокими трещинами, она потеряла свою семью, второе землетрясение убило Креба, и тогда Бруд выгнал ее из Клана. Землетрясения всегда предвещали ужасные потери, мучительные перемены. Нервы Эйлы были напряжены до предела, и ей с огромным трудом удавалось сдерживать свои чувства.
Затем краешком глаза она случайно заметила знакомое движение. И в следующее мгновение увидела мелькнувшую в высокой траве полоску серого меха, — Волк стремительно подбежал к ней и, подпрыгнув, положил мокрые и грязные лапы ей на грудь. Не успев опомниться, она почувствовала, что он лизнул ее щеку своим шершавым языком.
— Волк! Волк! Как же ты здесь оказался? — сказала она, взъерошивая шерсть на его загривке. И вдруг она замерла на мгновение, объятая ужасом, и отчаянно закричала: — О нет! Ридаг! Волк прибежал за мной из-за Ридага! Я должна идти. Я должна немедленно идти к нему!
— Надо разгрузить лошадей, чтобы ты могла быстрее доехать до Волчьей стоянки, — сказал Талут. Его глаза потемнели от боли.
Ридаг был таким же сыном его очага, как и другие дети Неззи, и вождь очень любил его. Если бы он смог, вернее, если бы он не был таким большим и тяжелым, Эйла предложила бы ему поехать вместе с ней на Удальце.
Она бросилась в палатку, чтобы собраться в путь, и увидела там Ранека.
— Ридагу плохо, — сказала она.
— Я понял. Я слышал твой крик. Давай я помогу тебе. Я уже положил в твой мешок немного еды и питья. Наверное, тебе еще понадобится меховое покрывало? Его я тоже положу сверху, — говорил он, пока она завязывала свои высокие ботинки.
— Ох, Ранек, — сказала Эйла, признательная ему за заботу. — Как я смогу отблагодарить тебя?
— Он ведь мой брат, Эйла.
«Естественно! — подумала она. — Ранек тоже любит его».
— Извини! Я сказала не подумав. А ты не хочешь поехать со мной? Я хотела предложить Талуту, но он слишком велик для Удальца. А ты вполне мог бы поехать на нем.
— Я?.. Ты хочешь, чтобы я сел на лошадь? Никогда! — потрясено воскликнул Ранек, слегка отступая назад.
Эйла удивленно нахмурилась. Она не догадывалась, что он так боится лошадей, но сейчас, заметив его страх, вспомнила, что он был одним из немногих обитателей Львиной стоянки, которые никогда не пробовали проехаться на лошади. И все-таки это было странно.
— Я даже не представляю, как надо управлять им, и… Эйла, я просто боюсь свалиться с него. Ты — прекрасная и смелая наездница, и, возможно, отчасти за это я и люблю тебя, но сам я никогда не сяду на лошадь, — сказал Ранек. — Я предпочитаю передвигаться на своих двоих. И вообще люблю ходить босиком, непосредственно чувствуя под ногами землю.
