Понсон Террайль - Тайны Парижа
– Вы редкий гость, дорогой мой, – приветствовал он его.
– А вас невозможно застать, мой милый Арман.
– Вот как! Разве вы были у меня?
– Раз десять. Но вы вечно отсутствовали: то вы уезжали в Баден, то вас просто не было дома.
– Я провел лето в Германии, – ответил сын полковника.
– С Дамой в черной перчатке? – насмешливо спросил Мориц.
Арман смутился.
– Кто вам это сказал? – проговорил он с оттенком беспокойства.
– Как кто? Да весь Париж, дорогой мой, говорит это. – Париж слишком добр, что интересуется мною.
– Париж любопытен.
– Ну, что ж! – сказал Арман, впадая в беспечный тон. – Ему придется испытать разочарование в своем любопытстве.
– Вы ошибаетесь.
– Я не вижу ничего занимательного в том, что я люблю эту женщину.
– Эта женщина – загадка.
– Только не для меня.
– Допустим, но она загадка для всего Парижа.
– А! Париж занимается нами?
– Сильно.
– Я становлюсь любопытен, – сказал Арман с горькой усмешкой. – Мне интересно знать: что он может знать, что он может говорить?
– Две вещи.
– Выслушаем первую.
– Дама в черной перчатке, которую вы безумно любите, не любит вас.
– Откуда это можно знать? – пробормотал сын полковника, закусывая губы…
– Она любит… другого. Арман побледнел.
– Этот другой – мертвец. Бледность Армана усилилась.
– А человек, которого любят даже мертвого, не боится соперников, – холодно докончил Мориц.
Арман, хотя и страдал, не решился, однако, прямо опровергнуть довод Морица.
– Отлично, – насмешливо заметил он. – Вот первое мнение, которого удостоил меня Париж. Теперь выслушаем, что следует дальше.
– Черт возьми! – проговорил Мориц.
– Разве вы уже забыли, что хотели сказать?
– Нет… но… я затрудняюсь.
– Чего?
– Я боюсь, что вы рассердитесь… Грустная улыбка мелькнула на губах Армана.
– Клянусь, что нет, – сказал он.
– Ну, так парижский свет утверждает, что вы…
– Болван, не так ли?
– Простак…
– Дорогой мой, – спокойно возразил Арман, – неужели вы явились ко мне только затем, чтобы сказать мне подобную любезность?
– Нет, – смеясь, ответил Мориц. – Но обратите внимание на мою храбрость и мое доверие к вам: я осмеливаюсь сообщить вам неприятные слухи относительно вас и в то же время хочу обратиться к нашей старой дружбе.
Арман протянул руку журналисту.
– Прекрасно! – вскричал он. – Так как я нужен вам, то милости просим.
– Да, я нуждаюсь в вас, – подтвердил Мориц.
– У вас дуэль? Так я буду вашим секундантом.
– Нет, вы ошибаетесь.
– Значит, вам нужны деньги? Мой кошелек к вашим услугам.
– Нет.
– В таком случае, говорите…
– Слушайте, – продолжал Мориц, – верите ли вы в необыкновенные вещи?
– Разумеется, да, и я уже поплатился за это.
– В таинственные драмы, которые разыгрываются в Париже не публично и никому не известными актерами?
– Верю, – пробормотал сын полковника, вспомнивший об ужасной мести Дамы в черной перчатке.
– Итак, мой друг, – продолжал Мориц, – меня случайно запутали в одну из этих драм, и я могу обратиться за помощью только к вам.
– Объяснитесь, друг мой.
– Не могу…
– Но как же быть в таком случае?
– Вы должны отправиться.
– Куда?
– Я не могу назвать вам место.
– Вот как! Но вы строите загадку на загадке.
– Только там, – сказал Мориц, – мне позволили объяснить вам.
– Дорогой мой, – возразил Арман, – позвольте мне задать вам один только вопрос?
– Задавайте.
– Когда я должен ехать с вами?
– Сейчас.
– Вы увезете меня из Парижа?
– Нет.
– И я могу вернуться к себе через несколько часов?
– Я не задержу вас, – ответил Мориц Стефан.
– Хорошо, я следую за вами.
– Наденьте теплое пальто, – сказал Мориц. – Ночи становятся холодными.
– Вы в карете?
– Да, она ждет у подъезда.
Арман надел пальто, взял шляпу и перчатки и спросил, улыбаясь:
– Надо захватить оружие?
– Нет, это лишнее, – ответил Мориц.
Журналист вышел первый, и они оба спустились по лестнице. Карета, которую по всем признакам можно было принять за наемную, ожидала у подъезда. Мориц открыл Дверцу.
– Садитесь, – сказал он и сел рядом с Арманом. Кучер, по-видимому, заранее уже получил приказание, потому что погнал лошадей, даже не спросив, куда ехать. Карета выехала из Шальо, спустилась к набережной, пересекла Сену по мосту Согласия и углубилась в пустынные улицы Сен-Жерменского предместья. Мориц все время молчал.
– Друг мой, – сказал он, – помните вашу любовь к маленькой баронессе де Сент-Люс?
– Да, – ответил Арман. – А что?
– Помните, как каждый вечер, когда она была для вас только белокурой домино, вас ожидала на бульваре карета, и какой-то человек завязывал вам глаза?
– Да.
– Ну, так вот, – продолжал Мориц Стефан, вынимая носовой платок из кармана, – это же самое я хочу сделать и теперь.
– Вы шутите? – проговорил Арман.
– Нисколько, это необходимо.
Мориц произнес последние слова так таинственно, что сын полковника Леона смутился.
– Но куда же вы хотите меня увезти? – спросил он.
– Если бы я имел намерение сказать вам это, то не завязывал бы вам глаза.
– Однако…
– Дорогой мой, – проговорил Мориц, – я взывал к вашей дружбе, но если эта дружба недостаточно сильна, чтобы исполнить то, о чем я прошу, скажите одно слово, и я отвезу вас обратно.
– Вы с ума сошли! – воскликнул Арман. – Но раз вы на этом настаиваете…
– И он протянул свою голову. Мориц крепко завязал ему глаза.
– Теперь, – сказал он ему, – скажите по совести, видите ли вы что-нибудь?
– Нет, – ответил Арман.
– Отлично.
Карета продолжала ехать, и Арман почувствовал, что она много раз поворачивала то влево, то вправо. Мориц молчал. Арман думал о Даме в черной перчатке и тоже не выказывал желания разговаривать.
Это странное путешествие продолжалось около получаса. Наконец карета остановилась.
– Приехали, – сказал Мориц. Он вышел первый.
– Дайте мне руку, – прибавил он, – и обопритесь на меня.
Арман повиновался.
– Хорошо, – продолжал Мориц, – теперь позвольте, я вас поведу.
По перемене воздуха Арман понял, что они вошли в дом или проходили коридором.
– Подымите ногу, мы стоим около лестницы.
Когда Арман поднялся на десять ступенек, он услышал, как отворилась дверь.
– Идите все прямо, – сказал ему его вожатый. Арман почувствовал под ногами толстый ковер и более теплую атмосферу вокруг себя. Две двери отворились и тотчас же захлопнулись. Мориц остановился.
– Теперь, – проговорил он, – вы можете снять повязку.
