Понсон дю Террайль - Подвиги Рокамболя, или Драмы Парижа
Наконец около десяти часов пришел почтальон, принес письмо и громко проговорил: «Госпоже Мадлене Миллер». Де Морлюкс услыхал радостный крик, затем после нескольких секунд крик отчаяния, и мнимая Мадлена так искусно упала в обморок, что де Морлюкс послал за доктором… во время припадка она все твердила об Иване.
Потом, придя в себя, она сказала:
– Дядя, всему виной эта женщина.
Когда она произнесла это обвинение, у ее изголовья оказалась Василиса.
– Дитя мое, – сказала графиня, – вы ошибаетесь, обвиняя меня. Иван так же потерян для меня, как и для вас.
Мадлена взглянула на нее.
– Да, ибо Рокамболь сделался вашим покровителем.
– Простите меня, графиня, только скажите мне правду… где он… я буду тверда.
– Уехал в Петербург.
Мнимая Мадлена показала жестом, что хочет остаться одна.
Все вышли. Василиса уехала домой, а де Морлюкс остался в своих покоях.
Прошло два дня, утром мнимая Мадлена после двух дней, проведенных в постели, встала и неожиданно вошла в комнату виконта, она была бледна, печальна, но спокойна.
– Дядя, мне нужно с вами поговорить серьезно: то, что вы отравили мою мать, отняли у меня и сестры наследство, – правда. Я прощаю вам именем умершей матери, но вы должны возвратить нам отнятое… Дядя, у меня разбито сердце, и я чувствую, что скоро умру. Презрение Ивана убило меня совсем, и потому я хочу принести последнюю жертву. Эта жертва, вот она… женитесь на мне, кто же вас тогда будет обвинять в убийстве моей матери, если я буду вашей женой?
Де Морлюкс упал перед ней на колени.
– Ступайте к дяде Филиппу и приготовьте два свадебных контракта, Антуанетты и мой… я умру, мне деньги не нужны.
– Но кому же ты хочешь, чтобы я отдал наследство?
– Сестре моей… в награду я буду вашей женой… ступайте.
И влюбленный старик повиновался…
Войдя в дом к брату, виконт встретил камердинера.
– Ах, господин виконт, как барин изменился: не ест, не пьет, никого не принимает… он, кажется, больной, волосы его совсем белые.
И виконт вошел в сопровождении камердинера.
– Мой друг, Бог уже карает меня… сын мой избегает и презирает меня, – прошептал бедный барон.
– Бог хотел наказать вас, но ангелы остановили его руку, и я также раскаялся, – проговорил виконт. – Чтобы исправить наши поступки, надо возвратить детям отнятое.
– Наконец-то!
– Одна из них любит вашего сына и будет его женой, другая… другая… другая соглашается быть моей женой.
– Но несчастный…
– Пошлите за нотариусом.
– Боже, мне кажется, что это все сон, – пролепетал барон.
– Нет, – сказал чей-то голос, – вы не умрете, батюшка. – И молодой Аженор, вошедший в комнату, принял отца в свои объятия.
Вернемся назад к Василисе и к ее пленнику. Графиня лежала на диване в своем будуаре, перед ней стоял Беруто.
– Сколько времени он не ел?
– Около восьмидесяти часов, сударыня.
– Так он умер?
– Точно так. – Беруто испугался… Он испугался того, что Василиса, узнав, что враг ее умер, захочет посмотреть на труп его, и прибавил:
– Нет, сударыня, он не умер, но он в агонии.
– А, я хочу посмотреть его, он доживает последний час, это, должно быть, хорошо.
Беруто знал свою госпожу и потому не смел возражать ей.
Двадцать минут спустя она вошла в старый отель, где было подземелье Ивана, Беруто следовал за ней.
Она спустилась вниз, отворила форточку подземелья, где лежал Милон, притворяясь мертвым, заглянула туда, но с быстротой молнии обернулась, воскликнув: «Измена!»
И она всадила свой стилет в горло Беруто по самую рукоятку.
– Ко мне, Милон, – прохрипел Беруто.
Милон высадил плечом дверь и очутился лицом к лицу с Василисой, подбежав к ней, сжал ее так сильно, что та вскрикнула от боли, но проворно освободилась и нанесла удар Милону стилетом, затем пустилась бежать по лестнице, но на последней ступени Милон догнал ее вторично. Она, обернувшись, ударила его еще раз и пустилась к коридору, где, прислонившись к стене, ожидала Милона.
Действительно, Милон, ослепленный яростью и жестокой болью, ринулся снова на нее.
Василиса прыгнула и ударила его в третий раз, но Милон, несмотря на всю боль, повалил ее на пол, стал коленкой ей на грудь и, взяв кинжал в руки, хотел уже нанести удар.
Но графиня, не потеряв присутствия духа, сказала:
– Единственный шанс, который у меня был к спасению, так это кинжал, который перешел в твои руки.
– Вы хотите помолиться… извольте, но я вас должен убить; господин так сказал, – и он слегка отпустил ее.
– Изволь, можешь убить меня, но знай, что в ту минуту, когда ты меня убьешь, твой барин погибнет.
– Как так?
– Слушай, человек, который любит меня, находится подле Рокамболя, и если этот человек не увидит меня в продолжение часа, он заколет его.
– Вы лжете!
– Хочешь доказательства, свяжи меня и ступай за фиакром, я тебя провожу туда, где Рокамболь находится в опасности.
Милон попался в ловушку.
– Мне не нужно связывать вас, пойдемте, вы пойдете впереди, а я за вами и при малейшей попытке к бегству всажу вам кинжал в сердце.
– Согласна и на это, – она встала, оправившись, взглянула на Милона и сказала:
– Ты похож на мясника. – И пальцем указала ему на длинный плащ Беруто.
Милон завернулся в плащ, чтобы скрыть покрывавшую его кровь.
Сев в фиакр, Милон почувствовал, что силы его оставляют, ибо кровь его понемногу уходила, но он все-таки держал стилет в руках.
– Зачем вы везете меня на Елисейские поля?
– Оттуда мы отправимся в предместье Сент-Оноре. Ясно, что Василиса хотела только выиграть время. По мере того как экипаж катился по каменной мостовой, силы стали покидать Милона, наконец, он, закрыв глаза, проговорил:
– Ох… я, кажется, умираю.
Улыбка снова показалась на губах тигрицы.
– Я предвидела это… – сказала она себе, – я свободна.
И она, взяв стилет, который Милон уронил, вышла из фиакра, сказав кучеру:
– Мой друг, вот двадцать франков, вы свезете этого человека – он мой слуга – домой. Меня зовут графиня Артова, и я живу в улице Пепиньер.
И она ушла, говоря себе: «Нас двое теперь, мой Рокамболь; не Ивана жизнь мне нужна, а твоя. На тебя перейдет вся ненависть, которую я питаю к Ивану».
Двадцать минут спустя графиня проходила мимо театра Фоли-Мариньи, она должна была остановиться, чтобы дать проехать фаэтону.
Она подняла голову и вздрогнула.
Молодой человек правил лошадьми, возле него сидело восхитительное дитя лет четырех или пяти. Василиса узнала: это был виконт Фабьен д'Асмолль с ребенком.
Она предназначила это дитя адскому гению де Морлюкса.
Василиса вспомнила Петра, мнимого Ивана, которого графиня Артова избила и на которого она могла рассчитывать.
