Жаклин Монсиньи - Кровавая Роза
С живостью, которой Зефирина не ожидала от грузного священника, он увлек за собой брата Маноло, сержанта и солдат, все они встали на колени возле окна. По приказанию брата Маноло остальные стражники сделали то же самое.
Догадавшись, чего от нее ждут, Зефирина сложила руки и опустилась на колени в простенке, рядом с кроватью. Маргарита уже молилась с другой стороны. Вытянувшись на кровати, выздоравливающий громко начал:
– Приветствую вас, милосердная Мария…
– Приветствую вас, милосердная Мария, – пронзительно вторила ему Маргарита.
– Приветствую вас, милосердная Мария, – послушно отозвалась Зефирина.
Словно из колодца прозвучал скандирующий голос отца Жюльена:
– Приветствую вас…
Перебирая четки, Франциск продолжал:
– Господь наш с вами…
– Господь наш с вами…
Вступила Маргарита:
– Благословенна между всеми женами.
– У тебя есть план побега, Зефирина? – пробормотал Франциск I между двух фраз молитвы.
– Благословенна между всеми женами… Да, сир…
На другом конце комнаты отец Жюльен, руководивший молитвой, производил такой шум, что у короля, его сестры и Зефирины появилась короткая передышка, чтобы спокойно обсудить свой заговор.
– Иисус, плод чрева вашего… – почти визжала Маргарита.
– Иисус… Черный лакей каждый день приносит дрова… плод чрева вашего… – проговорила Зефирина.
– Черный лакей! – повторил король. – …Плод чрева вашего…
– Благословенна… Вы можете бежать, сир, поменявшись с ним местами.
– Благословенна… Святая Мария, Матерь Божья… идея соблазнительная, Зефи… Хм… молитесь за нас, бедных грешников… Вы слышали, сестра? – прошептал Франциск.
– Да, брат, – прошелестела Маргарита и тут же завыла:
– Молитесь за нас, бедных грешников…
Маргарита начала покаяние. Франциск и Зефирина вторили.
– И в час смерти нашей… Нужно лишь поменяться одеждой и найти черный грим… Переодетый, вы могли бы выйти ночью, а негра оставили бы в своей кровати.
– И в час смерти нашей… Если опередить стражу на четыре часа, это возможно… Нужно что-то придумать, чтобы заставить выйти из комнаты солдат и связать несчастного парня, чтобы никто его не заподозрил, – сказал король, всегда отличавшийся добротой. – И в час нашей смерти, хм… – повторил он, не попав в такт… – Нам поможет Анн де Монморанси. Браво, моя Зефирина, да будет так!
– Да будет так!
Брат Маноло поднялся с колен, сообщив, что еще никогда он не испытывал такого удовольствия от молитвы. «Он, конечно же, расскажет об этом его величеству Карлу V».
– Теперь ступай, позаботься о своих близких, дочь моя, – посоветовал Франциск I, чье лицо просто излучало святость.
«Как можно ошибаться в человеческих душах, – думал брат Маноло. – Я всегда считал короля Франции легкомысленным развратником».
Испанский монах мысленно наложил на себя епитимью в десять ударов хлыстом за то, что неправедно судил о своем ближнем.
Выйдя от короля и его сестры, Зефирина пришла в приемную. Здесь уже царила суматоха. Лакеи и слуги разносили воду и еду для завтрака.
Молодой женщине удалось увлечь в угол великолепного дворянина, тридцатилетнего герцога Анн де Монморанси, друга Франциска I. В нескольких словах она посвятила его в план, выработанный вместе с королем. Как раз в это время появился со своими дровами черный лакей.
Вельможа с сомнением покачал головой. Безрассудное предприятие ему не нравилось.
– Это опасно, сударыня. Вообразите, что его поймают в обличье негра? Что скажет Европа? – пробурчал Анн.
– По-настоящему опасно оставаться в руках «людоеда». Что на это скажет Европа? – мгновенно парировала Зефирина.
Анн де Монморанси смутился. Он не привык, чтобы с ним так разговаривали. У Зефирины не было времени убеждать его, по лестнице поднимался неаполитанский вице-король. Он шел на встречу с ней.
Зефирина оставила Анн де Монморанси, поскольку ей нужно было подумать и о своих делах.
– Итак, – проговорил Лануа, – вы видели императора?
– Да, мессир.
– Встреча прошла удачно?
– С одной стороны, да… С другой, я не знаю.
– Не беспокойтесь. С его величеством всегда так, – добродушно заверил ее Лануа. – Могу я еще что-нибудь сделать для вас, княгиня Фарнелло?
Зефирина не колебалась.
– Мне нужен пропуск, чтобы свободно передвигаться. Мне и трем или четырем людям из моей свиты.
Лануа нахмурился.
– Мессир Лануа, – умоляюще произнесла Зефирина, – моя дочь с кормилицей и. оруженосцами осталась за стенами дворца. Я беспокоюсь, поймите сердце матери.
Никто бы не смог устоять перед чарами этого взволнованного лица с изумрудными молящими глазами. Победитель при Павии был таким же мужчиной, как и все остальные. Этот грубый солдат, больше привыкший к полям сражений, нежели к салонам, задумчиво произнес:
– От всего сердца надеюсь, княгиня Зефирина, что мой друг Фарнелло жив и вновь найдет счастье… Пако! – позвал Лануа.
Тотчас маленький писарь с чернильницей в руках отделился от группы оруженосцев. Лануа, взяв четыре свитка, подписал их. И скрепил своим кольцом с печаткой.
– Кроме вашего имени, княгиня, я оставил пустое место для ваших слуг и дочери, но вы должны поклясться именем Христа, что вы и они ничего не предпримите для освобождения короля.
По спине у Зефирины заструился пот. Она спиной чувствовала взгляд Монморанси, стоявшего в двух шагах от нее. Он не упустил ни слова из их разговора. Зефирина, хотя и не отличалась набожностью, верила в Бога. Преступить клятву было для нее настоящим преступлением. Отказаться же означало разоблачить заговор.
– Fluctuat nes mergitur[47]…– начала Зефирина, которая всегда прибегала к латыни, когда хотела выиграть время.
– Даю вам слово, мессир Лануа, ничего не предпринимать «лично», чтобы освободить короля, – произнесла она, используя игру слов. – И клянусь, что мои слуги войдут в Алькасар только для того, чтобы сопровождать мою дочь и передать ее под опеку госпожи Маргариты.
– Я доверяю вашему слову, княгиня Фарнелло, – сказал Лануа, передавая ей пропуска.
Спрятав смущение за ослепительной улыбкой, Зефирина попрощалась с генералиссимусом с облегчением и признательностью. Анн де Монморанси уже вошел в комнату короля. Сжимая в руках драгоценные свитки, Зефирина предупредила Иоланду де Невиль, что выйдет на несколько часов.
Гро Леон расположился на плече своей хозяйки, а та направилась к лестнице.
Вход ей загородил своим огромным животом отец Жюльен, обсуждающий с братом Маноло какой-то теологический вопрос.
– Вы уходите, дочь моя?
– Да, отец мой.
– Что ж, благословляю вас, ибо вы добрая католичка.
