Роберт Ши - Монах: последний зиндзя
– Есть ли у вас сто воинов достаточно смелых, чтобы противостоять сотне наших воинов в главном сражении? – крикнул самурай Муратомо.
«Теперь я должен присоединиться», – подумал Ацуи. Он вновь вместе с Исороку стал подниматься по Тонамияме, Ацуи надеялся, что в этот раз дядя не остановит его.
Нотаро нигде не было видно, Ацуи надел шлем и сел на лошадь. Исороку на гнедой лошади находился возле него. Ацуи отпустил повод лошади, и два юных самурая стали спускаться по склону холма.
Начальник Такаши, знавший Ацуи, кивком головы указал ему место в линии всадников. Муратомо образовали линию на другой стороне луга. Расстояние до них было слишком большим, чтобы можно было разглядеть их лица.
Последовало длительное молчание. Ацуи услышал сигнал, возникший среди сосен. Затем с дальнего края луга раздался мощный крик:
– Муратомо-о!
Самурай, державший белое знамя в левой руке, а правой сжимавший меч, направился к Такаши. Сразу же за знаменосцем образовалась линия самураев Муратомо, следовавших за ним.
– Такаши! – крикнул самурай, командовавший их отрядом, Ацуи вытащил Когарасу из позолоченных ножен и пришпорил серую лошадь, пустив её в галоп. Посмотрев направо, он увидел, что Исороку скакал рядом с ним.
Сердце Ацуи словно поднялось к горлу. Воин с темным лицом и густыми усами направлялся к нему. Не думая, Ацуи поднял Когарасу, чтобы отразить удар врага и проехать мимо. Теперь он уже был на другой стороне луга, на которой не было воинов, за исключением некоторых пеших зрителей.
Он повернул лошадь и увидел воина, одетого в белое кимоно, сражающегося с самураем Такаши и находящегося спиной к Ацуи. Можно ли напасть на него сзади, или необходимо предупредить его перед тем, как атаковать? Наконец он решил, что самурай сам должен позаботиться о безопасности. Он пришпорил серую, нацелив острие Когарасу сзади в видневшуюся из-под шлема самурая шею. Меч ткнулся во что-то твердое и соскользнул. Ацуи считал, что там не было брони. Самурай развернулся в седле, нанося удар мечом по груди Ацуи. Юноша отпрянул назад так резко, что его лошадь встала на дыбы.
– Прочь! Он мой! – рявкнул самурай Такаши. Озадаченный, испуганный и сконфуженный, Ацуи немного отъехал в сторону от сражавшихся и попытался оглядеть поле боя. Самурай с белой шелковой повязкой вокруг шлема направился к нему. Ацуи поднял свой меч, встав в оборонительную позицию.
– Я Тедзука Сиро из провинции Тогема! – крикнул самурай. – Кто вы, господин? Назовите имя и титул.
– Я Такаши-но Ацуи, сын Такаши-но Кийоси, внук Такаши-но Согамори! – с гордостью ответил Ацуи.
– Достойный соперник! – сказал Сиро. – Я также не опозорю вашего меча. Вперед!
Шепча молитвы духу своего отца, Ацуи двинулся вперед и нанес удар, целясь в голову противника. Сиро парировал выпад и вытянул свою свободную руку, чтобы захватить Ацуи и притянуть его к себе. Дико извиваясь, Ацуи почувствовал, как его отрывают от седла и бросают на лошадь врага. Он ударился лицом о железную луку седла. Ацуи почувствовал, как ему повернули голову, и понял, что сейчас будет нанесен удар.
Вдруг Сиро произнес звук, похожий на нечто среднее между хрюканьем и стоном. Затем звук раздался вновь, и Ацуи почувствовал, что хватка ослабла. Юноша упал с лошади Сиро, ошарашенно оглядываясь, и увидел свою серую, стоявшую поодаль. Он подбежал к ней и вскочил в седло. Только после этого он оглянулся и посмотрел, что же случилось с Сиро.
Исороку заканчивал отрезать голову Сиро. Он освободил ее из-под шлема и поднял, ухмыляясь, затем привязал голову к седлу и вскочил на лошадь.
Ослабев от ужаса, Ацуи направился к нему.
– Я обязан тебе жизнью!
– Пока он был занят тобой, – пожал плечами Исороку, – я нанес удар кинжалом. Ты и я составили хорошую пару. Давай найдём ещё одного. На этот раз я с ним схвачусь, а ты подкрадешься и ударишь его кинжалом.
«Я едва не был убит, но со мной ничего не случилось, а воин, собиравшийся покончить со мной, теперь мертв, – подумал Ацуи. – Единственная возможность пройти через это – ни о чём не думать. Просто сражаться». Ацуи заскрежетал зубами и хлопнул Исороку по плечу:
– Поехали.
Один из воинов Ацуи подскакал к ним:
– Господин Такаши-но Ацуи, вам приказано сейчас же покинуть поле боя! Господин Такаши-но Нотаро повелевает, чтобы вы вернулись в лагерь!
– Нет!
– Пожалуйста, мой господин! – попросил воин, видя, как лицо Ацуи почернело от гнева. – Я только передал вам приказ…
– Тебе лучше поехать, – сказал Исороку. – Твой дядя всё-таки главнокомандующий армии…
– Я сказал, чтобы ты не ввязывался в бой! – жирное лицо главнокомандующего было таким же красным, как и его кимоно военачальника.
– Извините меня, доблестный дядя, но вы приказали мне не вступать в одиночные поединки. Это я помню…
– Я видел, что случилось там, внизу! – глаза Нотаро сузились от гнева. – Если бы я доложил отцу, что воин Муратомо обезглавил тебя, потому что я занимался в это время другим делом и не следил за тобой, то он оставил бы меня без наследства. А теперь убирайся с глаз долой и не приближайся к полю боя, пока сражение не станет всеобщим. Если в этом случае тебя убьют, то здесь не будет моей вины.
Он повернулся – усталый и неуклюжий – и заковылял прочь.
Ацуи провел остаток дня на вершине холма, наблюдая за сражением, развернувшимся в долине, молча сгорая от стыда. Если бы только дядя Нотаро разрешил ему остаться на поле боя, он, возможно, оправдал бы себя, убив самурая Муратомо, или умер, и тогда прекратилась бы эта боль.
Сражение в долине оставалось неизменным. Хотя потери Муратомо были меньшими, чем у Такаши, они не посылали новых воинов на поле боя, чтобы заменить погибших. К ночи сотня воинов Такаши сражалась с неполной полусотней воинов Муратомо.
«Если Муратомо пытаются доказать, какими грозными воинами они являются, – подумал Ацуи, – то им это удается».
Стало слишком темно, чтобы продолжать сражение. Прокричав комплименты друг другу, самураи направились в свои лагеря. Появились слуги, опознававшие тела павших. «Один из этих трупов мог быть мой», – подумал Ацуи. Теперь, когда стемнело, Ацуи дал волю слезам, бегущим по щекам. Подошел слуга и спросил, ел ли он что-либо. Ацуи не обращал на него внимания до тех пор, пока тот не ушел.
Флейта висела у него на поясе, но у юноши не было желания играть на ней. Он попытался взывать к помощи Будды, но он сомневался, что кроткий Будда был заинтересован в душевном успокоении юноши, сломленного тем, что не добыл голов поверженных врагов. Он сидел, скрестив ноги и положив руки на колени. Он хотел успокоить себя: завтра будет лучше. Юноша вспомнил, что забыл снять доспехи. Возможно, он оставит их на себе на всю ночь, в наказание за свою полную беспомощность в бою.
