Михаил Голденков - Схватка
Теперь Алексей Михайлович окончательно соглашался на мир с королем, и даже решил не упорствовать и пойти на определенные уступки литвинам, лишь бы побыстрей заключить с ними мир и закрепить пусть не всю, но хотя бы самую лучшую часть захваченной земли литовской. Полоцк у себя желал оставить да Смоленск сохранить за собой…
С инициативой новых переговоров Алексей Михайлович выступил еще в январе, когда к Яну Казимиру московский посол вручил грамоту, где предлагалось организовать встречу двух комиссий по заключению мира. После визита в Москву комиссара Самуила Венславского обе стороны согласились встретиться весной на Смоленщине. После того, как прошла весенняя распутица и солнце изрядно подсушило проснувшуюся от зимы землю, в Смоленске уже имели подробную царскую инструкцию того, чего нужно добиться от комиссии Речи Посполитой. Главное, на что делал упор царь, это не уступать литвинам восточных от Днепра земель, рассматривать Днепр как границу между двумя державами. По поводу Полоцка Алексей Михайлович напутствовал своих послов «стоять крепко, не уступать». Конечно, государь московский понимал, что литвины также намерены крепко стоять за свой знаменитый город, поэтому Алексей Михайлович решил не скупиться по сумме выплат контрибуции за Полоцк. Не желал возвращать царь и Дюнабург. Правда, царь понимал и то, что литвины могут не пойти на уступки сих городов. Но на такой случай он велел своим послам уступить и Полоцк, и Дюнабург в замен на Смоленск и еще четырнадцать городов Смоленщины, с дополнительным требованием, чтобы король не переделывал московские церкви обратно в костелы к западу от Днепра, чтобы дал волю казакам, а главное, чтобы признал московского государя титуловаться царем «Малой и Белой Росии» — термин, который так толком никто из посполитых комиссаров и не понял на первых переговорах. Впрочем, и крымский хан не понимал, что имеет ввиду царь под «государем Малой и Белой Росии», какие именно земли называет Белой Росией, какие Малой, и почему вдруг эти земли ему принадлежат по праву. По какому праву?
В местечко Дуравичи отправились из Литвы комиссары, возглавляемые Михалом Радзивиллом. Правда, в последний момент королева вновь усомнилась в жесткости и беспринципности Михала.
— А вдруг сердце его дрогнет? Не слишком ли мягок и молод наш Михал для такого серьезного дела? — спрашивала она Яна Казимира и тут же предлагала:
— Давай ему в поддержку пошлем и Степана Чарнецко-го. Его длинная борода там не будет лишней. Этот пан опытный, от дел отошедший, но могущий много полезного своими советами принести на переговорах. Да и Михалу с ним будет уверенней.
Король согласился.
Переговоры уже с первых дней пошли не так, как благодушно спланировал царь и как науськал своих послов. С первых же минут Михал обрушил на головы Юрия Долгорукова и Апа-наса Ордина-Нащекина снегопад упреков, претензий и невыполненных прежних обещаний. Московские послы были полностью обескуражены. Разговор про новое межевание границ уперся в бескомпромисную позицию Михала:
— Ни о каком новом межевании границ не может идти речь! Граница между нашими державами должна соответствовать договору Поляновского мирного соглашения от 1634 года!
Молодой, подтянутый, в черном приталенном платье Михал стоял перед бородатыми послами словно черная непоколебимая под ветром скала. Решительный пан, видимо, был настроен не идти ни на какие уступки. Его сталь в голосе, твердость его требований сразу же огорчила Долгорукого, который уже думал про себя: «Все пропало! Такому, пожалуй, и денег не предложишь, не купишь никак. Еще саблей рубанет!»
«Во дает, Михась! — в восхищение думал Степан Чарнец-кий. — Таким ли я его помню? Совсем же милым и вежливым был хлопчиком!»
— У нас полномочий таких нет, — разводил руками в длинных до пола рукавах растерянный Долгоруков, — царь наказал межевать границу по Днепру…
— Что?! — Михал упирался руками в стол, подаваясь вперед. — А по Волге не хотите ли? Когда и в какие времена Московское государство владело Днепром! Укажите мне хотя бы один между нами договор, где бы мы уступали вам Днепр! Так, бывало вы с оружием в руках приходили на берега Днепра, но потом вас выбрасывали, как бешенных псов! И сейчас, что наше не вернете, не отдадите по-доброму, то сами мы саблей возьмем! В капусту порубаем!
Михал явно разошелся. В его глазах темнело от ярости. Он устал от войны, от тупизны этих сидящих перед ним людей, которые приехали лишь оглашать решение царя, устал от интриг Богуслава и Яна Казимира, от проблем в семье. Ему одного хотелось — выхватить пистолет, выстрелить в лоб этого бородатого чучела да остальных разрубить саблей, как набитые перьями подушки. Чарнецкий, призванный придавать Михалу решительности и твердости, встал, хватая Несвижского князя за рукав:
— Чуть тише, панове, чуть тише. Мы свою позицию уже высказали.
— Прошу пробачення, — Михал сел.
— Мы должны посовещаться, — лишь ответил напуганный Долгоруков…
— И еще. — Михал вновь встал, — вернуть все культурные ценности, варварски вывезенные из наших городов и крепостей! Это ценные списки, казенные книги и библиотеки, книги костельные и церковные. Это украшения костелов и церквей из золота да серебра, блюда, кресты… Это старинное декоративное оружие, это картины…
— То, что сможем, вернем, — кивнул бородой Долгоруков, расстерянно обернувшись на Ордина-Нащокина. Однако, как можно было вернуть то, что уже и сами московиты не знали где находится? Большая часть всего вывезенного была разворована чинушами и воеводами, распыляясь по московским деревням аж до Енисейского уезда…
Оставшись наедине, московиты стали бурно обсуждать, что же делать дальше.
— Надо быстро провести силовую акцию и побить где-нибудь Литву, чтобы сговорчивей была, — говорил Нащокин.
— Правильно, — кивал своей длинной шапкой Долгоруков, — вдарить надо по Быхову или Могилеву.
— Нет, — качал головой Нащокин. Названия этих городов у него вызывали лишь дрожь. Расправа над могилевским гарнизоном потрясла всех в окружение царя. В Старом Быхове, который и достался царю лишь тем, что вошедшие в город казаки, как союзники Литвы, позже впустили туда и московитов, жители аналогично могилевчанам перекололи моско-витскую охрану, повыбрасывали из окон башень стрельцов, и вернуть сии два города представлялось Нащокину и невероятным, и опасным предприятием…
— Под Витебском и Полоцком надо вдарить. На севере! — говорил Нащокин. — Пусть Хованский постарается. Он весь горит желанием мести. Пускай нам и угодит.
— Не выйдет у Хованского. Уже старался!
