Гарри Тертлдав - Верни мне мои легионы!
Губы Квинтилия Вара скривились, и Арминий слишком поздно сообразил, что последнюю фразу, пожалуй, произнес зря. Римляне поклонялись богам, принимавшим жертвенную кровь, но не человеческую. Странно, откуда у римских богов столько силы, если они отворачиваются от самой ценной еды?
Но Вар вдруг издал смешок, а потом расплылся в широкой улыбке.
— Ты, может, и римский гражданин, но во многом остаешься германцем, — заметил он.
— Так и есть, — согласился Арминий.
— Значит, ты просишь закрыть это дело, поскольку полностью удовлетворен? — настойчиво спросил римский чиновник.
— Я так сказал. И именно это имел в виду.
Вар снова улыбнулся — слегка печально.
— Да, все же заметно, что ты не совсем римлянин. Между тем, что мы говорим, и тем, что имеем в виду, зачастую большая разница. К сожалению, все обстоит именно так. Но на твои слова, сдается, можно положиться.
— Рад это слышать, командир, — сказал Арминий.
В чем-то римлянин был прав, но не до конца. Общаясь с соплеменниками, Арминий и вправду всегда говорил, что думал. Но вот общаясь с римлянами… Молодой вождь многому научился у захватчиков и знал, как обратить против римлян их собственные уловки. Он умел притворяться, не выдавая того, что в действительности у него на уме.
— Что ж, хорошо, — сказал наместник. — Отправляйся домой. Живи спокойно. Наслаждайся своей женщиной, этой… э-э… Туснельдой.
Германское имя опять далось Вару с трудом, но он все-таки выговорил его и продолжил:
— Я скажу Сегесту, что между вами не должно быть вражды. Он обязательно меня послушается.
«Он — твой пес», — подумал Арминий.
Но, несмотря на такие мысли, на лице его отразилось лишь удовлетворение.
— Я рад. И благодарю тебя, — промолвил он.
— Не за что, сынок, — отмахнувшись от благодарности, ответил Вар и задумался. — Знаешь, ты немного напоминаешь моего сына. Ростом ты выше, волосы у тебя светлее, но что-то в манере держать голову…
Он рассмеялся.
— И ты тоже умеешь сдерживать свои порывы, когда ведешь важный разговор.
Арминий встревожился, но лишь на миг. Римлянин не смог заглянуть в его сердце, а потому не увидел таящейся там ненависти к империи. Нет, Вар, пожилой человек, увидел в Арминий просто юношу, стремящегося жить, как ему хочется, а не по указке стариков. Для этого не требовалось быть провидцем, достаточно было вспомнить собственную молодость.
— Гай сейчас в Афинах, заканчивает обучение, — продолжал Вар.
Потом, чуть помолчав, добавил:
— Ты ведь и сам получил некоторого рода обучение, хоть и небольшое?
Как и чему может учиться в Афинах Гай Квинтилий Вар, Арминий даже отдаленно не мог себе представить, поэтому отозвался осторожно:
— Я многое узнал о римской армии.
«Узнал, насколько опасными вы можете быть».
— Ручаюсь, так и есть, — промолвил Вар, но продолжал улыбаться, вряд ли догадываясь, какие уроки извлек из своей службы Арминий. — Здесь, в Германии, нет ничего, напоминающего римскую дисциплину, верно?
— Верно, командир.
Тут Арминий не кривил душой, и как раз отсутствие дисциплины очень его беспокоило. Именно дисциплина давала римлянам превосходство над германцами, и свести это превосходство к минимуму можно было, лишь захватив римлян врасплох. Но как захватить их врасплох, если они повсюду рассылают лазутчиков?
— Я не удивлюсь, если вы, германцы, научитесь дисциплине и тогда сумеете кое-чего добиться, — сказал Вар. — Римляне нужны вам, чтобы научить вас тому, что следует знать.
— На службе я многому научился у твоих соотечественников.
И вновь Арминий не стал уточнять, чему именно.
Римский наместник его страны кивнул.
— Хорошо. Это хорошо. Мало-помалу германцы обязательно переймут римский образ жизни. Такое уже происходит по другую сторону Рейна. Некоторые из галлов, клянусь, теперь чаще говорят на латыни, чем на родном языке. А иные из них — да поразят меня боги, если я лгу! — даже начинают слагать латинские стихи.
Арминий попытался представить себе германцев, слагающих латинские стихи, и понял: если кто-нибудь из его соплеменников займется чем-нибудь подобным, это будет уже совсем другая страна. И такой страны он видеть не желает.
Квинтилий Вар снова кивнул.
— Ну, вообще-то я позвал тебя не затем, чтобы рассказывать, как изменится жизнь в Германии при следующем поколении. Раз твоя женщина с тобой по доброй воле и не желает тебя покидать, жалобу Сегеста можно отклонить. Но поскольку вы оба — римские граждане, моей обязанностью было во всем разобраться. Полагаю, ты это понимаешь?
— Так точно, — ответил Арминий.
— Вот и хорошо. Можешь идти.
Поколебавшись, Вар добавил:
— Надеюсь, когда-нибудь мы еще встретимся.
— Может быть.
«Может, я увижу тебя на коленях, умоляющим о пощаде. И пощады тебе не будет», — подумал германец, но лицо его осталось спокойным.
Арминий встал с табурета, поклонился, покинул отгороженную часть шатра, служившую Вару кабинетом, а затем торопливо вышел наружу. Никогда не давай человеку возможности передумать — таков был один из уроков, усвоенных им у римлян.
Вскочив в седло без посторонней помощи — Арминий скорее бы умер, чем попросил бы кого-либо из легионеров о подобной услуге, — он развернул невысокую лошадь и покинул лагерь в Минденуме через те же ворота, через которые сюда приехал.
— Он совсем еще мальчик, — произнес Вар слегка удивленно.
— Довольно крупный и мускулистый мальчик, господин, — заметил Аристокл.
— Совсем мальчик, — повторил Вар, не обратив внимания на слова раба. — Мальчик, потерявший голову из-за одной из белокурых германских девушек.
Он не сдержал похотливой усмешки. Германские женщины напоминали Вару римских шлюх, поскольку у него на родине, где было больше темноволосых, проститутки носили светлые парики, чтобы выделиться. Неудивительно, что при виде германских девушек, у которых от природы были светлые волосы, при одной только мысли об этих девицах в голову лезли непристойные мысли.
— Итак, ты решил оставить ему девицу, господин? — спросил раб.
— Да, конечно. Чтобы ее отнять, мне пришлось бы развязать войну. А она отнюдь не Елена, как и я — не Агамемнон, — ответил Вар. — Конечно, ситуация неприятная. Как ни рассуди, кто-то останется обиженным: если не Арминий, то Сегест. Но я стараюсь судить по справедливости. Девица была обещана парню, он похитил ее, не применяя силы, и теперь, похоже, счастлив с нею. Ну а если и девушка довольна, у ее отца нет серьезных поводов для беспокойства.
— Они все — варвары, — промолвил Аристокл, слегка поежившись. — А вдруг Сегест так на тебя обидится, что захочет убить, чего бы ему это ни стоило?
