Эмма Выгодская - Опасный беглец
Восстание охватывает всё новые и новые области. Неспокойно и в Джанси, и в Сатара, и в Хайдерабаде. Раджпутана ненадежна, в Пенджабе брожение. Крепко держатся пока только Мадрас и Бомбей. Но никто не знает, что может принести завтрашний день.
– Святые небеса! А Калькутта? – сказала миссис Пембертон, выслушав Бедфорда. – Неужели и нам грозит то же самое?
– Спокойствие, дорогая!.. На помощь Калькутте идут европейские войска.
Прибытия «Оливии» с британскими стрелками и пушками в штабе ждали с большим нетерпением. Бедфорду сказали, что он может каждый день ждать приказа о выступлении в глубь страны. Но Дженни капитан об этом до поры до времени ничего не сказал.
На ночь Дженни отвели большую полутемную комнату с окном на веранду. Дженни уснула крепко, а утром ей рассказали, что ночью под самое окно кухни подбежал шакал, и повар отогнал его, швырнув сандалию в окошко. Никого в доме это не удивило: шакалы здесь постоянно бродили вокруг домов по ночам и выли, как собаки.
Глава шестнадцатая
УХОД ПАРИИ
Утро прибытия «Оливии» в порт было для майора Бриггса очень хлопотливым, но на этот раз Бриггс не забыл о Макфернее.
В полдень к нему пришел сержант Флетчер с таинственным сообщением.
– Пошел переодеваться, сэр! – доложил сержант.
– Наворачивает чалму под шляпу! – шептал он минуту спустя. – Посмотрите на него, сэр, он похож на туземца, одевшегося англичанином!..
– Тем лучше, тем лучше!.. – прохрипел майор.
Сошедший на берег Макферней, в своей широкополой шотландской шляпе поверх индусской чалмы, защищающей голову от жестокого калькуттского солнца, с темным как бронза лицом, в сандалиях, с мешком за плечами, действительно походил на индуса, одевшегося по-европейски.
Майор тотчас послал сержанта к начальнику калькуттской полиции.
Шотландец неторопливо побрел по улицам знакомой Калькутты, сквозь толчею Читпур-базара, мимо улицы Башмачников и улицы Ткачей, к площади Звезды, где был у него знакомый перс, продавец книг.
Войдя под навес персидской лавки, Макферней долго рылся в старинных связках книг, пахнущих кожей и пылью. Сам успел уснуть на улице у дверей. Когда шотландец вышел из полутемной лавки и зажмурился от ослепительного солнечного света, к нему подошли два полисмена.
– По распоряжению начальника полиции! – сказал один из них и положил руку на плечо Макфернея.
Шотландца повели. Мгновенно собралась толпа. Продавцы табака, ковров, орехов, бананов, рыбы, бросая свой товар, выбегали из лавок. Сам проснулся и кинулся вслед. Бедный пес! Он опоздал, он не смог пробиться сквозь плотную толщу босых ног: такая толпа собралась посмотреть, как саибы арестуют саиба.
Вся джелхана всполошилась, когда на тюремный двор привели саиба. Он носил индусскую чалму под белой шотландской шляпой и был смугл лицом, – но кто же в Индии не отличит англичанина от индуса? Саибы могли думать, что им угодно, но заключенные уже с первой минуты знали, что новый пленник – европеец.
За темное лицо и светлые с сединой клочья волос под смуглым лбом индусы прозвали нового заключенного Теманг Ори – барсук. Сам он называл себя Макфернеем.
Макферней, казалось, нисколько не был огорчен тем, что попал в калькуттскую тюрьму. Он очень быстро подружился с заключенными. С тибетцами, мадрасцами, сингалезами он говорил на их собственном языке. Скоро вся джелхана знала его быстрые шаги, клочки седых волос над загорелым лбом и добрые синие глаза.
Макферней приметил Лелу в первый же день. Длинная белая юбка с каймой и белый шерстяной платок, хитро завернутый вокруг головы и плеч, отличали Лелу среди других женщин.
– Откуда ты родом, девочка? – спросил Макферней.
– Раджпутана, – ответила Лела.
Макферней кивнул головой. Он знал эту страну. Но еще ни разу до сих пор не бывал в западной ее половине, где безводные степи преграждают дорогу путешественникам, где бродят на воле еще не вполне покорившиеся англичанам племена.
Вечером Лела сидела, скрестив ноги, на плитах двора и тихонько пела:
Белым сари прикрою лоб,
Белым сари закутаю плечи.
Далек мой путь, труден мой путь,
Далек мой путь до Дели…
Макферней присел подле нее и стал слушать.
Лела пела:
Леса стоят на пути.
О, Сакра-Валка!
Тигры бродят в пути.
О, Чунда-Сакра!..
Макферней встрепенулся.
– Где ты слыхала эту песню?
– В моей стране, – ответила Лела.
– И эти слова припева? Чунда-Сакра… Сакра-Валка?
Лела с удивлением смотрела на него.
– Разве ты их тоже знаешь?
– Знаю, – сказал Макферней. – И еще много других. Чунда-Натта – Дар… Бхатта-Баруна…
Лела с испугом отодвинулась.
– Ты факир?
– Нет, – сказал Макферней. – Я узнал их из песен, из старых книг.
Макферней вынул свои листки.
– А как в твоей стране, Раджпутане, называют мать, сестру, отца? – спросил Макферней.
Лела сказала.
– Небо? Звезды? Океан?
– Самудра… – ответила Лела.
Макферней записал это слово.
– У вас в стране все так говорят? – спросил он Лелу.
– О, нет! – сказала девушка. – Моя мать знала слова, которые никто не знает.
– У кого же она им научилась?
– У моего деда, – шепотом сказала Лела. – Он факир… Он знает молитвы и заклинания, каких не знает никто в нашей стране, – даже самые старые старики. Он умеет заклинать змей, летучих мышей и крокодилов.
– Отлично! – сказал Макферней. – В заклинаниях лучше всего сохраняется древний язык.
Он спрятал свои листки.
«Отсюда, из Калькутты, я пойду в западную Раджпутану», – думал он.
Шотландец, казалось, нисколько не горевал о том, что его окружают высокие стены джелханы.
Зато сильно горевала о том Лела; она пела, сидя в своем уголку:
Высоки стены джелханы!..
Ой, высоки!
Недобрые глаза у сторожа,
Ой, недобрые!
Он стал у ворот и стоит,
Неподвижный, как сухой кипарис,
Он сдвинул ноги и никуда не уходит.
Узкая полоска земли осталась меж его ступней,
Едва приметная полоска.
Человек не пройдет по ней,
И даже суслик не проскочит.
Но змейка, маленькая крылатая змейка
С полосатым хвостом и гордыми глазами
Может проползти по ней.
Я хочу стать змеей,
Маленькой крылатой змеей
С полосатым хвостом и гордыми глазами.
Я проползу меж ступней сторожа,
Вырвусь на свободу, взмахну крыльями и полечу
Далеко, далеко от стен джелханы…
Лела очень сильно тосковала по свободе.
Несколько раз она пыталась напомнить Чандра-Сингу его обещание, но он только кивал головой, расписанной черными полосами, и таинственно улыбался.
