Понсон дю Террайль - Подвиги Рокамболя, или Драмы Парижа
– Я пришла вам возвратить свободу и сказать, где можете вы найти Антуанетту, которая здорова и невредима.
Аженор испустил радостный вопль.
– Но прежде позвольте объяснить вам причины, побудившие нас с отцом действовать против вас… не думайте, что мы агенты ваших врагов, мы с отцом избрали промысел, который можно бы назвать вспоможением любящим. После того, как была похищена мадемуазель Антуанетта, мы вас посадили в этот погреб, будучи уверены, что, когда мы узнаем судьбу вашей невесты, вы купите у нас свою свободу за сто тысяч франков.
– Ну, а если вы получите сто тысяч франков? – сказал Аженор с презрением.
– Я развяжу вам руки, выпущу отсюда и скажу вам, где мадемуазель Антуанетта.
– Но вы знаете, что у меня нет такой суммы, и мне нужно съездить за нею домой?
– Да, но кто же поручится за вас?
– Другого ручательства, кроме своего слова, у меня нет.
– Вы согласны на то, что когда эта сумма будет в моих руках, тогда вы узнаете, где Антуанетта?
– Согласен.
– С вами поедет друг моего отца, и я должна вас предупредить, что если вы дадите хоть малейший знак городской страже, он вас убьет, – и она разрезала веревки, связывавшие Аженора.
В это время послышались два выстрела.
Прежде чем мы объясним причину выстрелов, вернемся назад, ко времени освобождения Антуанетты.
Читатель помнит, что Мартон осталась караулить пьяного Полита.
На другой день, когда Ванда оставила Антуанетту у Мадлены, она вернулась на улицу Марии Стюарт. Полит все еще спал.
– Тимолеон уехал, – сказала Ванда, – а Полита нам нечего бояться.
– Я бы не теряла его из виду.
– Но ведь не оставаться же нам здесь!
– Нет, но если б у меня была моя собака, – и тут Мартон пустилась рассказывать про свою собаку, которая действительно была хорошим сыщиком и караульщиком. – Я ее приведу, – сказала Мартон.
Через час Мартон вернулась с собакой.
Потом, употребив фразу, которую собака привыкла слышать от полицейского, прибавила: «Я поручаю его тебе».
Полит был пьян двое суток. Проснувшись, он отправился к Тимолеону, но, не застав его дома, напился снова.
Мартон, придя на улицу Марии Стюарт, отыскала собаку, которая повела ее к торговцу вином, где сидел Полит.
– Не переставай следить за ним, – сказала она собаке и ушла.
Полит, отрезвившись, вторично отправился к Тимолеону и, найдя двери запертыми, выломал их, но, увидев труп Тимолеона, пустился в бегство, чтобы уведомить мнимого полковника с дочерью.
Два человека, сопровождаемые собакой, позвонили у входа в то самое время, когда мадемуазель Гепэн разрезала веревки, связывавшие Аженора.
Один из пришедших сказал полковнику:
– Я Рокамболь… и требую выдачи Аженора де Морлюкса.
Полковник схватился за пистолет, и тут произошла свалка, в которой Милон был ранен в плечо; затем Рокамболь, обратившись к мадемуазель Гепэн, сказал ей: «Вам, моя милочка, нужно познакомиться с Сен-Лазаром…» Аженор был освобожден…
Уже три дня Карл де Морлюкс не видел Василисы. Мадлена жила у него три дня, она заперлась в отдельные покои и все думала об Иване, и ее добрый дядя обещал отыскать его; Мадлена никуда не выезжала. Де Морлюкс не знал, что это не настоящая Мадлена.
Де Морлюксом часто овладевали преступные мысли, но Мадлена хорошо затворялась.
Наконец де Морлюкс вспомнил о своей белокурой союзнице Василисе, послал за ней, но лишь только он начал говорить с ней, как слуга доложил, что приехал Аженор де Морлюкс. Виконт велел Василисе спрятаться в кабинет, откуда все слышно.
Аженор вошел бледный и расстроенный, запер двери и, взяв стул, сказал ему: «Сядем и поговорим».
– Я провел восемь дней в погребе, связанный по рукам и по ногам… Не удивляйтесь, ибо все это сделано по вашей инициативе Тимолеоном.
– Ты с ума сошел, я даже имени этого не знаю.
– Дядя, не будем терять времени, я знаю все. – И тут он начал рассказывать виконту все его преступления.
Виконт де Морлюкс то бледнел, то холодный пот выступал на его лбу… Наконец Аженор сказал:
– Выбирайте любое: или отдайте добровольно похищенное вами состояние, или вы пойдете на эшафот.
– Замолчи! Замолчи!
– Это еще не все, отдайте мне Мадлену, вторую дочь вашей жертвы, которая находится в ваших стенах.
– Никогда… я люблю ее…
– Вы забываете, что вы убийца ее матери.
– А если б я раскаялся?.. Если б я весь остаток своей жизни посвятил ей… Неужели нет для меня прощения? – проговорил старик со слезами в голосе.
– Вы не врете ли, дядя?
Де Морлюкс испустил радостный крик, воображая, что Мадлена уже его.
– Дядя, – сказал Аженор, – я не знаю, полюбит ли Мадлена вас, но я знаю, что она любит Ивана Потеньева, в исчезновении которого обвиняют вас.
– Все, в чем ты меня обвинял, правда, а это ложь.
– Вы уверены в этом, дядя?
– Я уверен только в том, что Иван хочет Мадлену сделать своей любовницей, потому что он должен жениться на графине Василисе, чтобы поправить свое расстроенное состояние.
– Дядя, – сказал Аженор, вставая, – я вам даю сутки на размышление, завтра я буду у вас, вы должны вернуть им три или четыре миллиона.
Аженор ушел.
– Я вам советую, виконт, – проговорила Василиса, выходя из-за портьеры, – остерегаться Рокамболя и графини Артовой.
– Их я не боюсь, если Аженор на моей стороне.
– Да… но племянник ваш не заставит выйти Мадлену за вас… А пока Мадлена любит Ивана.
– Уж не нашли ли вы способ заставить Мадлену разлюбить Ивана?
– Нашла… – И графиня начала строить планы и затем ушла.
Графиня, по причине своих тайн, ездила в наемном купе; она велела везти себя на улицу Кассет. Беруто, преданный слуга графини, и она вошли в старинный отель, где заживо был похоронен Иван.
– Нового ничего? – спросила графиня.
– Нет, он все еще грозится убить вас.
– Это мы еще увидим.
– Неужели вы решаетесь к нему идти, когда он находится в таком состоянии, и притом такой силач, как он… он может удушить вас.
– Хорошо… я буду осторожна. – И графиня вместе со слугой отправилась в подземелье, откуда слышались рыдания.
С того дня, как Иван сделался пленником доктора Ламберта в доме сумасшедших, его постоянно опаивали наркотиками.
Когда Иван заснул за завтраком, его сонного спустили в подземелье. Проснувшись, он начал припоминать и наконец вспомнил завтрак с кузиной, как неодолимый сон сомкнул ему глаза.
Он стал рвать на себе волосы с досады, кричал, ломал себе руки и, заметив двери, начал сильно стучать в них, но… напрасны усилия.
– В самом деле, не сошел ли я с ума… – И он вспомнил о Мадлене, при имени Мадлены ему пришло на ум имя его кузины.
