Евгений Санин - Сон после полуночи (Клавдий)
— Ах, так? — поняв, что его принимают за ударенного волной, возмутился тот и, швырнув на стол горсть денариев, рявкнул: — Ну так слушайте с самого начала, трезубец Посейдона вам в глотки! Эй, Исаак, вели подать кувшин вина! Да не того вонючего пойла, что я пил вчера, а самого наилучшего, которое только есть в твоих кладовых!
Посетители разинули рты при виде такого богатства. Исаак же привычным жестом сгреб монеты в ладонь и почесал залысину. Его глаза беспокойно заерзали с оборванного посетителя на готового броситься в подвалы слугу. Он не знал, как поступить. Хитрый и осторожный торговец, он сумел пережить страшные времена Тиберия и Калигулы потому, что не позволял никому развязывать языки в своем заведении, а императорским сыщикам и доносчикам любезно открывал щедрые и никогда неоплачиваемые кредиты. Он даже название для своей таверны придумал такое, чтоб оно убеждало в его лояльности любого императора — «Слуга Юпитера», ибо какой же римский цезарь не мнит себя земным Юпитером? И именно эта осторожность, по убеждению Исаака, уберегли от доноса и погромов его заведение, в то время, как соседи лишились своих состояний, а их таверны и мастерские — прежних вывесок.
И хоть теперь, по словам посетителей, которым можно было верить, настали дни демократии, когда можно говорить обо всем, не опасаясь, что тебя обвинят в государственной измене или оскорблении императорского величества, Исаак сомневался. С одной стороны, ему не терпелось воспользоваться благословенными временами и наверстать упущенное при прежних цезарях, но с другой — страх удерживал его.
«Мало ли что еще сболтнет этот моряк? — думал он. — Осмеивая Рим, как бы он не дошел и до замечаний в адрес самого… О, боги! — не решаясь даже про себя произнести имя Клавдия, ужаснулся Исаак, но не в силах расстаться с серебром, которое так приятно тяготило ладонь, дал знак слуге выполнять заказ посетителя. — К тому же, какой может быть спрос с сумасшедшего? Да и мне самому невероятно интересно узнать, с каких пор у нас стали осыпать нищих золотым дождем?»
Увидев на столе кувшин с прекрасным фалернским вином и вдохнув его неповторимый аромат, моряк повеселел. Дождавшись, пока слуга торжественно наполнит золотистым напитком его кубок, он отпил глоток и неспешно начал:
— Итак, вчера вечером триера «Аретуза», на которой мы везли товар в Остию, напоролась на подводные рифы и затонула.
— Знаем! Знаем! — зашумели нетерпеливо посетители. — Ты нам про Бычий рынок давай!
— А я что говорю? — сделав еще глоток, вытер губы тыльной стороной ладони моряк.
— Из всего экипажа и купцов спастись удалось только мне да еще рабу-гребцу, непростому, кстати, рабу, а эллину, из древнего царского рода! До сих пор удивляюсь, — задумался он, — как он спасся — ведь все рабы были прикованы к скамьям цепями!
— Что нам твой раб? — заторопили слушатели. — Ты про нищих давай!
— Про золото!
— Вот я и говорю! — очнулся моряк. — Подивился я на такую превратность судьбы, но, внимательно осмотрев раба, понял, что ни продать его, ни вылечить мне не под силу. Слишком уж он побился, пока выполз на берег. Делать нечего — отправил я его тогда, по вашему римскому обычаю, умирать на остров Эскулапа. А сам выпил на последний асс самого дешевого вина, что только нашлось в этой таверне, и пошел в поисках пропитания. Так оно было, хозяин?
— Да-да! — машинально кивнул увлеченный рассказом Исаак, но тут же на всякий случай поправился: — А впрочем, не помню! Мало ли кто приходит ко мне с одним ассом[32] в ладони!
— Ну, хорошо! — не стал спорить моряк, но между двумя большими глотками проворчал: — Как виноградные выжимки вместо дешевого вина давать, это ты помнишь, а с кого деньги взял — нет!
— Тогда точно ты был здесь! — усмехнулся пожилой посетитель, но на него дружно зашикали соседи:
— Дай послушать человека!
— Эй, моряк, говори!
— Вот я и говорю — пошел я по Риму! — отставив пустой кубок, продолжил моряк. — Ну и чудной же город! На форум выйдешь — дух захватывает от чистоты и величия. А на десяток шагов отойдешь — словно с Олимпа в Аид спустился: грязь, вонь, улицы узкие, всюду шум, давка!
— Да что мы, Рима не видели? — возмутился кто-то из посетителей.
Вы — да, — согласился моряк. — А я — нет. — И, перекрывая своим могучим голосом недовольные крики, продолжил: — Посмотрел я на храмы ваши, на лавки.
Хорошие храмы, и лавки богатые! У менялы постоял, поглядел, как он гремит на грязном столе серебром и медью. Вдруг, думаю, какая из монет на землю скатится, тут я ее ногой и прикрою! Но, видать, во всем свете менялы одинаковы…
Он скорей сам упадет, чем последнюю лепту уронит! Послушал я дикие вопли процессии жрецов Беллоны[33], посмотрел на весталок — по нашим временам не меньшее чудо, чем двухголовый ребенок, и сам не заметил, как ноги вы несли меня к тому месту, что вы называете Бычьим рынком. Взглянул я на дымящиеся колбасы… на пирожки с мясом… на всякую съедобную всячину и задрожал от голода, как долон[34] на сильном ветру. А тут слышу, мальчик милостыню просит, да так жалобно, что нет-нет, да и звякнет медяк у его ног.
— А говорил золото! — торжествуя, уличил моряка во лжи широкоплечий ремесленник.
— Погоди! — остановил его тот. — Встал я рядом с мальчиком и тоже стал просить.
Мол, спасите, граждане, помогите, не дайте пропасть свободнорожденному человеку, оказавшемуся по злой воле Посейдона, то есть вашего Нептуна, без единой драхмы, то бишь денария! Не дают! Плюют под ноги, в лицо смеются, а денег не дают. Взмолился я тогда к богам. Всех, кого знал, по имени перечислил!..
— И Афродиту Пандемию, надеюсь, тоже? — кокетливо подала голос оставшаяся без мужского внимания танцовщица.
— А как же! Ее в первую очередь! — усмехнулся моряк и припоминающее сузил глаза. — И тут гляжу — подходят пять… нет — шесть нищих! Нищие, как нищие — в грязных, оборванных рубищах, но с чистыми руками. Ни дать, ни взять — философы, которых я немало повидал во всех странах. Ездить по свету ездят, а денег у них не всегда хватает, вот и приходится просить подаяние. Много что ли тебе за пустые разговоры заплатят, если ты не Аристотель или Сократ?
— Ты и их знаешь? — язвительно заметил оказавшийся среди посетителей философ, задетый словами моряка.
— А как же? — У меня такая память — что один только раз услышу — на всю жизнь запомню! — похвастался тот и горестно показал головой: — Вот, думаю, удружили боги, зря только их о помощи просил. Уж если двоим попрошайкам ничего не дают, то, что ожидать целой компании? Я хотел посоветовать им другое место найти, но тут, откуда ни возьмись — воины в красных плащах!
