Артур Дойл - Сэр Найджел Лоринг
Они пообедали в монастырском странноприимном доме, Найджел за главным столом, а Эйлвард с простым людом. Потом снова вышли на главную улицу и отправились по делам. Найджел купил тафты для драпировки, вина, всяких припасов, фруктов, камчатого столового белья и еще много всяких нужных вещей. Наконец он остановился перед лавкой оружейника во дворе замка и с жадностью ребенка, взирающего на лакомства, стал рассматривать великолепные доспехи, нагрудники с чеканкой, шлемы с перьями, искусно выделанные нашейники.
– Ну, сквайр Лоринг, – сказал оружейник Уот, оторвав взгляд от горна, где он закаливал клинок меча, что вы хотите купить? Клянусь Тувалкайном* [Тувалкайн – искусный кузнец; библейский персонаж (Быт. 4.22).], отцом всех оружейников, что пройди вы из конца в конец весь Чипсайд* [квартал в Лондоне, в старину центр ремесленного производства.], вам не найти лучших доспехов, чем вон те, что висят на крюке.
– А сколько они стоят?
– Для любого другого – двести пятьдесят ноблей. Для вас – двести.
– А почему для меня дешевле?
– Потому что я снаряжал на войну вашего отца, и клянусь из моей мастерской не выходило ничего лучше. Ручаюсь, о доспехи вашего отца затупилось немало клинков, прежде чем он с ними расстался. В те времена мы делали кольчуги, и хорошая кольчуга с плотными кольцами не уступала латам. А теперь молодые рыцари хотят одеваться по моде, как дамы при дворе, поэтому сейчас надо покупать латы, хоть они и стоят втрое дороже.
– Вы говорите, кольчуга нисколько не хуже?
– Уверен.
– Тогда послушайте, оружейник. Я сейчас не могу купить латы, а мне очень нужно стальное облаченье – у меня впереди одно дело. Так вот дома, в Тилфорде, висит та самая кольчуга отца, о которой вы говорили, в ней отец в первый раз пошел на войну. Не могли бы вы подогнать ее по мне?
Оружейник оглядел невысокую стройную фигуру Найджела и рассмеялся.
– Вы шутите, сквайр Лоринг! Кольчуга была сделана на человека ростом куда выше среднего.
– Я не шучу. Если она выдержит хотя бы один копейный бой, она выполнит свое назначение.
Оружейник прислонился к наковальне и задумался, а Найджел с надеждой смотрел на его покрытое сажей лицо.
– Я с радостью одолжил бы вам доспехи для этой первой битвы, сквайр Лоринг, да ведь если вы потерпите неудачу, все ваше снаряжение достанется победителю. Я человек бедный, у меня много детей, и я не могу так рисковать. А та старая кольчуга, она правда в хорошем состоянии?
– В отличном, вот только на шее порядком порвана.
– Укоротить ее на руках и ногах не трудно. Придется только отрезать лишнее и потом закрепить звенья. А сделать ее поуже... Нет, этого не сможет ни один оружейник.
– Это была моя последняя надежда. Послушайте, добрый человек, если вы служили моему доблестному отцу и любили его, помогите мне ради его памяти.
Оружейник с грохотом бросил молот на пол.
– Я не только любил вашего отца, сквайр Лоринг, я видел, как вы сами почти без всякого снаряжения сражались на турнире во дворе замка против самых славных рыцарей. Последний раз, в день святого Мартина, у меня прямо сердце кровью обливалось, как вы с такими жалкими доспехами устояли против храброго сэра Оливера, хоть у него-то доспехи миланской работы. Вы когда возвращаетесь в Тилфорд?
– Прямо сейчас.
– Эй, Дженкин, выведи жеребца! – крикнул честный Уот. – Пусть у меня отсохнет правая рука, если я не отправлю вас на войну в кольчуге отца. Завтра мне надо быть в лавке, а сегодняшний день я безвозмездно отдаю вам, из одной только приязни, что я питаю к вашему дому. Я еду с вами в Тилфорд, и еще к ночи вы увидите, на что способен Уот.
Вот как случилось, что в тот же вечер в господском доме в Тилфорде все пришло в движенье. Леди Эрментруда прикидывала, резала и развешивала в зале драпировки и расставляла по полкам буфета всякие вкусные вещи, что привез Найджел. А сам он с оружейником Уотом сидели почти касаясь лбами друг друга, держа на коленях старую кольчугу, и что-то делали с пластинчатым нагрудником.
Старый Уот то и дело пожимал плечами, как человек, от которого требуют большего, чем может сделать он, простой смертный. Наконец, в ответ на какие-то слова сквайра, он откинулся на спинку стула и громко рассмеялся в густую бороду. Такое плебейское проявление удовольствия заставило леди Эрментруду метнуть в его сторону недовольный взгляд. Но оружейник, не заметив его, схватил острый резец и молоток и, все еще улыбаясь своим мыслям, стал пробивать отверстие в самой середине стальной рубахи.
Глава VIII
Соколиная охота короля на Круксберийских вересках
Король и его свита уже оставили позади толпу, что следовала за ними из Гилдфорда по пути паломников, а конные лучники прогнали самых настойчивых зевак, и вся кавалькада длинной блестящей лентой растянулась по темной вересковой равнине.
Сам король ехал впереди – при нем были его соколы, и он надеялся удачно поохотиться. В описываемое время Эдуард был в расцвете лет. Это был высокий, сильный человек, страстный любитель охоты, ревностный, храбрый и доблестный воин. К тому же он был человек образованный – говорил по-латыни, по-французски, немецки, испански и даже немного по-английски.
До поры до времени он спокойно взирал на мир, но в последние годы в его характере появилось нечто новое и устрашающее: ненасытное честолюбие, побудившее его захватить трон соседа, и мудрая прозорливость в ведении торговых дел, побудившая его выселить из Англии фламандских ткачей и отдать поля под то, что на долгие годы стало основным сырьем для английской промышленности* [имеется в виду разведение овец.]. Оба эти столь различные устремления отчетливо читались на его лице. Малиновая герцогская шапка прикрывала широкий высокий лоб. Большие карие глаза пылали отвагой. Подбородок был гладко выбрит, а коротко подстриженные темные усы не могли скрыть твердых, строгих очертаний рта, благородного и улыбчивого, который, однако, мог сжиматься жестко и безжалостно. Все время король проводил охотясь или воюя, от жизни на свежем воздухе с лица его не сходил медно-красный загар. Он ехал на великолепном вороном коне легко и свободно, как будто родился в седле. Сам он тоже был одет в черное – его подвижное, сильное тело было обтянуто черным бархатом, и только золотой пояс и кайма с золотыми цветами дрока нарушали мрачную черноту его одеяния.
Он был королем с головы до пят. Об этом говорили и его величественная осанка, и простая, но богатая одежда, и великолепный конь. Образ доблестного воина на могучем коне довершал благородный сокол с Гебридов, который кружил футах в двенадцати над его головой, ожидая, когда поднимут дичь. Второй такой же сокол сидел на запястье латной рукавицы главного сокольничего Рауля, ехавшего в хвосте кавалькады.
