Синтия Хэррод-Иглз - Чернильный орешек
Это был на редкость неторопливый обед, сопровождаемый игрой музыкантов. А когда стихала музыка, наступало время для разговоров. Малахии и Ричарду очень хотелось узнать, что из себя представляет университет, и если сдержанность рассказов Кита их несколько разочаровала, то они утешали себя тем, что подробности более бурных событий кузену пришлось попридержать до тех пор, пока молодые люди не останутся одни.
Кит догадался, о чем они думают, и чтобы подготовить их к дальнейшему разочарованию, сказал:
– Я-то полагал, что в Оксфорде царят развеселые нравы, однако с тех пор как архиепископ Лод[9] стал канцлером, он провел несколько очень жестких реформ, и теперь все мы должны вести себя самым достойным образом: не ходить простоволосыми при старших, не распевать на улицах и посещать богослужения в подобающей одежде.
– И соблюдение всех этих правил обязательно? – спросил дядюшка Амброз.
Кит кивнул.
– О да, всего месяц назад одного студиозуса выгнали из университета за дерзость старшему. Он был пуританином и потому считал почти идолопоклонством называть каждого мужчину сударем. И вот как-то раз он обратился к старшему на «ты», а тот ответил, что если студиозус сделает это еще хоть раз, то он ему зубы выбьет. Но вместо этого преподаватель прогнал его из университета.
– Так, значит, в Оксфорде есть пуритане? – спросила Мэри-Эстер.
– Нет-нет, совсем нет, хотя, думаю, в Лондоне и в восточных графствах их много. Но Оксфорд, мадам, настолько благонамеренное заведение, что лучшего и пожелать нельзя, так что вы можете не опасаться, что меня там испортят.
Мэри-Эстер улыбнулась.
– Я уверена, что ты слишком хорошо воспитан, чтобы тебя можно было испортить. Но это – опасное племя, все эти рассадники сектантства и раздоров. Как бы мне хотелось, чтобы король был с ними потверже.
– О, король, я полагаю, счастлив, что каждый человек поступает в соответствии с велениями своей совести, пока его не потревожат так, чтобы он обратил на это внимание, – ответил Кит. – Но вот его советники – дело другое. Они все до одного пресвитериане, хотя мне и больно говорить это.
Мэри-Эстер покачала головой.
– И как раз тогда, когда мы уж решили, что избавились от церковных судов и церковного закона. Все, выходит, возвращается на круги своя.
– Здесь они бессильны, – утешил ее Кит. – Я твердо верю, что север не изменится никогда. Я чувствую себя так хорошо и спокойно, вернувшись сюда. Однако затронутая нами тема напоминает мне о другом вопросе: почему же мне понадобилось возвращаться? Я полагал, отец, что для завершения образования мне следует пробыть в Оксфорде еще два года.
И все обратили взоры к Эдмунду в ожидании его ответа. А он аккуратно положил свой нож рядом с тарелкой, потянулся за хлебом и, не поднимая глаз, сказал:
– Ты вернулся, чтобы занять место своего брата. Ричард поедет учиться в Оксфорд, а тебе предстоит взять на себя его обязанности до поры до времени.
Наступило молчание. Кит, мельком оглядевшись, понял, что этого не знал никто, кроме, быть может, Мэри-Эстер. Она выглядела серьезной, но спокойной. Дядюшка Амброз внимательно наблюдал за ней, а потом перевел взгляд на Ричарда, который выглядел ошеломленным. Хиро, опустившая глаза, едва только Кит посмотрел на нее, показалась ему довольной.
– Вы усылаете меня? – наконец, выговорил Ричард.
Эти слова напоминали скорее бессвязное шипение – настолько он был потрясен и разгневан. Эдмунд по-прежнему не поднимал глаз.
– Ты должен отправиться в университет. По крайней мере, на два года, возможно, и на более долгий срок. В зависимости от обстоятельств.
– Каких? – требовательно спросил Ричард.
На этот раз Эдмунд взглянул на него, холодно и тяжело.
– Я не позволю тебе задавать мне вопросы в такой неподобающей манере. Помолчи или выйди из комнаты.
Ричард резко встал, с такой яростью отпрянув от стола, что его табурет опрокинулся и откатился на метр, а нож со стуком упал на пол.
– Вы усылаете меня! – выкрикнул он, навалившись сжатыми кулаками на стол и свирепо глядя на отца. – О, теперь мне понятен ваш план: Кит, говорите, должен занять мое место, так? Ага, теперь я все понял: вы сделаете его наследником, а меня лишите того, что мне по праву принадлежит. И моего сына тоже, вы ограбите и его, что вы всегда и намеревались сделать. А как же со мной быть? Вы просто избавитесь от меня, тихонько отравите меня однажды ночью и…
– Ричард! – закричала Мэри-Эстер, достаточно решительно, чтобы остановить его, прежде чем он произнесет то, чего нельзя будет простить. – Довольно! Замолчи!
– Довольно, да, более чем довольно, – проговорил Эдмунд бесстрастно, и его спокойствие потрясало. – Тебе лучше всего отправиться в комнату отца Мишеля и поговорить с ним. А когда ты понесешь то наказание, которое он на тебя наложит, иди в свою комнату.
Ричард еще какое-то мгновение смотрел ему в лицо. Лица отца и сына были напряжены, одно покраснело от гнева, другое стало белым, однако глаза их так и не встретились. А потом Ричард со злостью оторвал свои руки от стола, смахнув при этом на пол тарелку и кубок. И пока еще раздавался звон, он вышел, не промолвив более ни слова. Эдмунд метнул выразительный взгляд на Патрика, я тот, оставив свое место у стены, последовал за Ричардом. Минуту в столовой царила мертвая тишина, а потом выступил Клемент, чтобы поставить табурет на место и подобрать с пола упавшие приборы. После этого трапеза продолжилась.
Глава 5
Когда обед закончился, семейство перебралось в новую гостиную, и Мэри-Эстер, улучив удобный момент, обратилась к мужу:
– Эдмунд… позволь, я схожу и поговорю с ним.
– С Ричардом? С какой целью?
– Чтобы убедить его, что это делается из самых лучших побуждений, а вовсе не для того, чтобы досадить ему. Думаю, мне удастся убедить его.
Эдмунд нахмурился.
– Он будет делать то, что ему велят, без всяких объяснений, обойдется.
Мэри-Эстер посмотрела на него снизу вверх, и в ее глазах заиграли веселые искорки.
– Ну, разумеется. Никто в этом и не сомневается, поэтому не надо так сурово смотреть на меня. Но разве ему что-то мешает охотно выполнять твои распоряжения?
Какое-то мгновение Эдмунд молчал, а потом кивнул.
– Что ж, очень хорошо, – спокойно произнес он.
Мэри-Эстер с благодарностью коснулась его руки, а спустя минуту он остался один. Наверху она нашла Патрика, лениво привалившегося к стене. При звуке ее шагов слуга поспешно выпрямился, и по молчаливому обмену взглядами с ним Мэри-Эстер поняла, что Ричард находится в своей спальне.
Он лежал лицом вниз, неуклюже распростершись на своей кровати, той самой, в которой спал с Джейн. Ричард не пошевелился и не оглянулся, когда вошла Мэри-Эстер, и даже когда она присела на краешек кровати подле него, он оставался неподвижным. С жалостью посмотрев на его напрягшуюся спину, Мэри-Эстер захотелось погладить его непослушные волосы. Но она отлично понимала, что об этом нечего и думать, и только спокойно сказала:
