Синтия Хэррод-Иглз - Подкидыш
– Естественно. А у тебя есть голова на плечах, дорогая моя госпожа, – улыбнулся Роберт, довольный, что жена проявляет хоть какой-то интерес к его делам.
– Но тогда, – заявила Элеонора, – почему бы нам самим не взять и не отвезти всю шерсть в Лондон и не продать её там сразу оптовикам? Зачем нам связываться с броггерами? Ведь деньги, которые они сейчас выручают, могут остаться у нас!
– Потому что мы овцеводы, а не торговцы шерстью, – ответил Роберт.
– А почему это нельзя изменить? – удивилась Элеонора. – Разве есть закон, который запрещает человеку быть сразу и тем, и другим?
– Нет, – покачал головой Роберт. – Я знаю нескольких торговцев шерстью, которые сами держат овец, но...
– Ну вот видишь, если есть торговцы, которые держат овец, то почему бы овцеводу самому не стать торговцем? – возбужденно проговорила Элеонора. – Разве это не принесет большей прибыли?
– Отец никогда не согласится, – вздохнул Роберт.
– Ну, конечно, если работать так, как он, то заниматься торговлей просто некогда, – кивнула Элеонора. – Ведь он всегда все делает сам, вечно помогает своим людям, так что у него просто не хватит времени, чтобы быть еще и купцом. Но если у тебя есть помощник, который наблюдает за работниками, то ты можешь заняться другими делами.
– Да, я понимаю, – кивнул Роберт, – но отец все равно не согласится. По одной простой причине – он никогда не доверит ферму постороннему человеку! Старик едва-едва решился оставить все хозяйство даже на меня, когда уезжал повидаться с лордом Эдмундом. Так что же говорить о каком-то чужаке, не имеющем отношения к нашей семье!
– Но я и не предлагаю старику торговать. Я думала о тебе! – воскликнула Элеонора.
– Ферма принадлежит отцу, – ответил Роберт. – И пока он тут хозяин, все будет делаться так, как он пожелает. Он никогда не согласится на то, что ты предлагаешь, и я посоветовал бы тебе даже не лезть к нему с этим. Ты же знаешь, каким он стал в последнее время...
В этот миг вернулся Джоб с кувшином эля и оловянными кружками.
– Прошу вас, хозяин, – сказал юноша. – Эль восхитительно холодный – он стоял на полке в колодце. Позвольте вам налить?
Джоб говорил так почтительно, что Роберт опять смягчился и разрешил ему наполнить кружку, не спуская с юноши критического взгляда.
– У тебя это хорошо получается, – неохотно признал Роберт, глядя, как ловко Джоб управляется с кувшином, кружками и полотенцем.
– Меня хорошо учили, хозяин, – ответил Джоб, мимолетно улыбнувшись Элеоноре. Роберт опять почувствовал раздражение.
– Ну и чему еще ты научила его? – спросил он у своей жены.
– Играть на музыкальных инструментах и петь, а еще – читать, писать и считать, – улыбнулась Элеонора.
– Значит, скоро ты будешь просто идеальным кавалером, молодой человек, – заметил Роберт. – Тебе повезло, что твоя хозяйка так благосклонна к тебе.
– Никакого везения, – опять рассмеялась Элеонора. – Чем большему я научу челядь, тем лучше она будет нам служить. Когда ты станешь купцом, Джоб будет тебе гораздо более полезен, умея читать и считать. А умея писать, он сделается для меня отличным управляющим. То же самое относится и ко всем остальным слугам. Разве ты этого не понимаешь?
Элеонора улыбалась мужу так тепло, что его взъерошенные перышки опять улеглись. Она считала Джоба всего лишь полезным слугой! Это хорошо. И она готовила парня для того, чтобы он помогал и ему, Роберту! Это было еще лучше! Роберт, нежно взглянул на жену и подумал, что мир прекрасен. Холодный эль приятным прохладным ручейком заструился по иссушенному горлу Роберта.
– Конечно, моя дорогая, ты права, – заявил он. – Я согласен и с тем, что ты говорила о продаже шерсти напрямую. Но тут уж нам придется подождать, пока я не стану хозяином фермы. Тогда мы сможем делать все, что нам заблагорассудится. А пока даже не заикайся об этом моему отцу. Налей-ка еще эля, Джоб! И позаботься заодно о кружке своей госпожи.
Джоб принялся разливать эль, пряча улыбку. Юноша очень любил своего хозяина, почти так же сильно, как и свою госпожу, но считал Роберта простодушным малым. И уж, конечно, госпожа знала, как управляться с мужем! Роберт Морлэнд может сколько угодно распространяться о том, что будет, «когда он станет хозяином фермы», но Джоб мало сомневался в том, кто тогда возьмет все дела в свои руки.
Роберт сделал еще один добрый глоток зля и почувствовал, что мир с каждой минутой становится все прекраснее.
– А теперь, моя дорогая, – обратился Роберт к Элеоноре, – расскажи-ка мне, как сегодня вели себя мои дочери? Чем они занимались? Анна, пойди-ка ко мне и поговори со мной по-французски, чтобы я мог узнать, каковы твои успехи?
– Сегодня утром она прилежно занималась, – улыбнулась Элеонора, – а маленькая Хелен выучила новую песенку – хотя боюсь, что теперь уже все забыла. Забыла или нет, мой ангел? – Элеонора посадила темноволосую девочку к себе на колени, и та застенчиво покачала головой, не вынимая пальца изо рта.
– А малышка поотрывала головки почти всем цветам на лужайке, – добавила Энис, – а потом долго играла с пчелой, и та её не ужалила. Похоже, эту девчушку любят все Божьи твари!
– Это правда, сэр, – подтвердила Анкарет. – Она ездит верхом на Гелерте, как на настоящей лошади.
И пока Анна говорила со своим отцом по-французски и выслушивала его похвалы, Изабелле, которую поддерживал Джоб, разрешили сделать круг по саду верхом на Гелерте; за ней, смеясь, наблюдали все женщины, и под конец даже Хелен вытащила палец изо рта и радостно заулыбалась. Похоже, гнев Роберта иссяк и готовая разразиться гроза опять каким-то образом прошла стороной.
Ребенок должен был появиться на свет двадцать первого августа, и на следующий день после того, как в доме отпраздновали трехлетие Анны, Элеонора собрала всех своих доверенных служанок и удалилась с ними в спальню, чтобы приготовиться к родам. Всех мужчин отправили вниз. К этому времени Эдуард Морлэнд и так уже давно не появлялся в спальне наверху – его кровать перетащили в маленькую комнатку для прислуги на первом этаже. Там он мог ложиться в постель, когда пожелает, и никто об этом ничего не знал. Вот уже несколько месяцев его мучили сильные боли, и если очередной приступ будил его, находясь в одиночестве, он мог зажечь свечу, никого не беспокоя. Уильям, дворецкий, ночевал в зале по соседству; этому человеку не нужно было даже приказаний Роберта, чтобы спать вполглаза, каждую минуту ожидая зова своего хозяина. Часто, когда у Морлэнда выдавалась тяжелая ночь, Уильям появлялся в дверях его спальни с чашей горячего вина, в которое сам дворецкий или Жак добавляли порой немного опиума.
