Мария Шиповская - Сокровища Королевского замка
Ребята стремились поскорее покинуть эти тихие улочки, где краснеющий дикий виноград теперь казался им забрызганным кровью. Шли быстро, чуть ли не бежали. Угловатый пакет с кассетами больно ударял по ногам. Запыхавшись, они приостановились, чтобы собраться с мыслями.
— Как узнать, что там произошло? Неужели и Петра…
Стасик на минуту задумался. По лицу его пробежала тень сомнения. Он взглянул на Кшисю и решился.
— Пойду-ка я в бар «Под метлой». Может, что проведаю. Это здесь, на Мадалинского! — пояснил он.
Кристина не поняла, о чем говорит Стасик, хотя ей была знакома эта знаменитая улица в районе Мокотова. Однако, не спрашивая ни о чем, она следовала за своим проводником.
На улице Мадалинского они остановились у ворот, за которыми размещались большие гаражи. Двуязычная вывеска сообщала, что здесь находится филиал Городского управления по вывозу мусора. Ворота были открыты, и из них, видимо, после какого-то осмотра, выезжали огромные автомашины: аккуратные, герметически закрытые фургоны для мусора, обслуживающие кварталы, населенные немцами, и уродливые, дымящие «гольцгазы», работающие на древесных чурках, которые направлялись в польские кварталы и в гетто, отгороженное, по приказу гитлеровцев, каменной стеной от остальной части Варшавы.
Во дворе возле гаража Стасик увидел знакомого. Он хотел было подбежать к нему, но остановился при виде двух жандармов, которые, пошатываясь, вышли из мастерской возле гаража и громким «хайль Гитлер» прощались с мужчиной в гражданской одежде, так же вытянувшим вперед руку.
— Нехорошо, герр Габихт на месте, — покачал головой Стасик. Он отвел Кшисю на два дома подальше и оставил ей сверток с кассетами, велев подождать его на лестничной площадке.
Она глядела ему вслед через застекленные двери.
Стасик перешел на другую сторону улицы, туда, где, напротив управления по вывозу мусора, виднелся грязный барак. Из-под облупившейся штукатурки выглядывали почерневшие, скользкие от сырости балки. Двери покосились и едва держались на петлях. Пыльное окно закрывала грязная занавеска. Над покрытой драным толем крышей дымилась изъеденная ржавчиной чугунная труба. Чуть подальше от барака стояла мусорная тележка на больших колесах, а перед входом в него березовыми прутьями кверху торчала воткнутая в дырявое ведро метла на длинной палке.
Здесь на минуту-другую останавливались автомашины, из них выскакивали мусорщики в комбинезонах, забегали в бар «Под метлой» и вскоре выходили. Вслед за уехавшей автомашиной подъезжали следующие.
Вдруг глаза Кристины от удивления сделались круглыми. Из бара в комбинезоне мусорщика вышел черноглазый мужчина с неестественно светлыми волосами, тот самый, с которым они познакомились вчера после концерта на квартире у Миложенцких.
По тротуару застучали тяжелые шаги: кто-то шел со стороны Дворковой и Пулавской. Кристина отпрянула. За стеклом промелькнули мундиры жандармов. Тревога и любопытство не давали Кристине покоя.
Переждав немного, она осторожно приоткрыла дверь и выглянула на улицу. Жандармы приближались к бару, возле которого стоял черноглазый доцент с ненатурально светлыми волосами.
В эту минуту в пыльном окне мелькнуло чье-то лицо, отворилась дверь, хлынула струя смрадного воздуха, и на улицу прямо на жандармов вывалился пьяный оборванец и схватил одного из них за безупречно чистый мундир.
Жандарм оттолкнул пьяного, дал ему пинка да еще стукнул прикладом.
Его товарищ демонстративно зажал нос и гаркнул во всю глотку:
— Польские свиньи!
Медленно подъехала автомашина «гольцгаз». Доцент в комбинезоне мусорщика уселся в нее. Жандармы сделали ему знак — выезжать, но в эту минуту пьяный свалился им под ноги, за что получил еще несколько увесистых пинков дополнительно, а «гольцгаз» тем временем уехал.
Вскоре Стасик вернулся к Кристине.
— Узнал я немногое, — мрачно сообщил он. — Говорят, там был перевалочный пункт. Оттуда с «левыми» бумагами отправляли в провинцию еврейских детей. Монахини укрывали их в монастырских приютах. Немцы окружили этот район, вылавливали молодых мужчин на работы. Но когда вошли и увидели эту малышню…
— Всех увезли? — перебила она с нетерпением.
— Нет, никого не увезли…
Только минуту спустя она поняла смысл его ответа.
— А про вашего Петра неизвестно… Может, и его тоже расстреляли вместе с детьми. А может, его как раз и не было…
ГЛАВА XIV
С улицы Мадалинского они свернули на Пулавскую, остановились на трамвайной остановке. Хрупкость ноши делала ее особенно тяжелой.
Подошел битком набитый трамвай, на всех подножках висели люди. Казалось, сесть в него невозможно. Но, к счастью, это приехали торговки с Южного вокзала, спешившие на Дворковую улицу на Рынок.
Вагон неожиданно опустел, и Кристина со Стасиком без труда в него сели. Однако они долго не могли решить, в какой части вагона следует расположиться. С задней площадки легче удирать в случае облавы, но, если туда набьется народ, стеклянный груз легко разбить. В середине вагона негативы будут в большей безопасности, зато меньше шансов для бегства.
Еще утром они почти не замечали опасности. Сейчас они ощутили ее близкое присутствие.
Где же в трамвайном вагоне найти самое безопасное место для себя и для кассет?!
Вдоль вагона, от площадки к площадке, шел узкий проход. По обеим его сторонам, перпендикулярно окнам, располагались скамейки: на одного человека с левой стороны, на двоих — с правой. Скамейки со спинками являлись как бы своеобразным купе. Сидящий пассажир видел лицо соседа напротив и спину сидящих в следующем купе, далее — лица, снова спины и снова — лица. В длинном среднем проходе и между скамейками, как правило, стояло множество людей. Зато почти всегда пустовали два купе в первом вагоне, расположенные ближе всего к вагоновожатому, левое — со скамейками на одного человека, правое — на двоих, обозначенные табличкой: Nur für Deutsche.
Подумав, Стасик и Кристина решили, что лучше всего им остановиться у барьера, отделяющего купе «Только для немцев» от остального вагона. В случае толкучки люди останутся за их спинами, и ценный груз уцелеет. А если купе для немцев останется пустым, они быстро выйдут через переднюю площадку.
Сначала казалось, что поездка будет проходить с комфортом. Однако прежде чем кондуктор дернул за ремень звонка, давая сигнал отправления, со стороны Дворковой к трамваю ринулась чем-то встревоженная толпа. В вагоне сразу же стало тесно. В руках у пассажиров были сумки, коробки, корзины, узлы. Пахло прокисшим молоком. Из чьей-то корзины высовывалась голова гуся, щипавшего за ноги близстоящих.
