Александр Дюма - Анж Питу
У полицейских всего мира есть одно общее свойство: они никогда не отвечают на вопросы своих жертв. Но встречаются среди них такие, которые, обыскивая, арестовывая, связывая жертву, жалеют ее; эти полицейские самые опасные, ибо кажутся лучше других.
Тот, кто нагрянул к фермеру Бийо, принадлежал к школе Тапена и Дегре, людей приторных, щедро льющих над жертвой слезы, но пускающих в ход руки отнюдь не только для того, чтобы утереть свои глаза.
Человек в черном со вздохом сделал знак двум полицейским, и они подошли к Бийо; но он тут же отскочил назад и протянул руки к ружью. Однако от этого оружия, вдвойне опасного, ибо оно могло убить и того, кто его направлял, и того, в кого оно было направлено, руку фермера отвели две маленькие ручки, которым придали силу страх и мольба.
То была Катрин: услышав шум, она сбежала вниз и подоспела как раз вовремя, чтобы спасти отца, уже готового дать повод обвинить себя в неповиновении властям.
Немного успокоившись, Бийо прекратил сопротивление. Полицейский агент велел запереть его в одной из комнат первого этажа, а Катрин — в ее комнате на втором этаже; что же до г-жи Бийо, то ее сочли настолько неопасной, что не стали заниматься ею и разрешили остаться в кухне. Затем, почувствовав себя хозяином положения, полицейский принялся рыться в секретерах, шкафах и комодах.
Попав в западню, Бийо первым делом стал искать способа бежать. Но в комнате, где его заперли, как и повсюду на первом этаже, окна были зарешечены. Черный человек с первого взгляда заприметил эти решетки, а Бийо, сам их установивший, только теперь вспомнил об их существовании.
В замочную скважину он увидел, как полицейский чиновник и его сообщники переворачивают дом вверх дном.
— Эй вы! — крикнул он. — Что вы там делаете?
— Вы прекрасно видите, дорогой господин Бийо, — отвечал агент, — мы ищем одну вещь, но пока еще не нашли ее.
— Так, может быть, вы бандиты, злодеи, воры?
— О сударь, — отвечал агент из-за двери, — вы напрасно нас обижаете, мы, как и вы, честные люди, но мы состоим на жалованье у его величества и обязаны выполнять его повеления.
— Повеления его величества! — воскликнул Бийо. — Выходит дело, король Людовик XVI повелел вам шарить в моем секретере, рыться в моих комодах и шкафах?
— Разумеется.
— Его величество! — повторил Бийо. — Когда в прошлом году у нас свирепствовал такой голод, что мы едва не съели своих лошадей, когда два года назад тринадцатого июля град побил весь наш урожай, его величество не соблаговолил вспомнить о нас. Какое же ему дело нынче до моей фермы, которую он никогда не видел, и до меня, которого он вовсе не знает?
— Простите, сударь, — сказал полицейский, осторожно приоткрывая дверь и предъявляя фермеру приказ, подписанный начальником полиции, но, по традиции, начинавшийся словами «Именем короля», — его величество слышал о вас, хоть он и не знает вас лично; не отказывайтесь от чести, которой он вас удостоил, и примите как полагается тех, кто прибыл от его имени.
После чего, вежливо поклонившись и дружески подмигнув фермеру, агент снова закрыл дверь и продолжил поиски.
Бийо замолчал и, скрестив руки на груди, принялся расхаживать по низкой комнате, словно лев по клетке; он чувствовал, что попал в ловушку и находится во власти этих людей.
Обыск продолжался в полной тишине. Казалось, эти люди свалились на ферму с неба. Никто их не видел, кроме испольщика, указавшего им дорогу; даже собаки во дворе не залаяли; без сомнения, начальник этой экспедиции был человек ловкий и опытный.
Бийо слышал жалобы дочери, запертой в комнате, находившейся как раз над той, что служила темницей ему. Он вспомнил ее слова, оказавшиеся пророческими, ибо было совершенно очевидно, что преследования навлекла на фермера брошюра доктора.
Тем временем пробило девять часов, и Бийо сквозь оконную решетку мог видеть, как один за другим возвращаются с полей работники. Это зрелище убедило фермера, что, дойди дело до драки, если не право, то сила будет на его стороне. Тут кровь вскипела в его жилах. Дольше он сдерживаться не мог и, схватившись за ручку двери, рванул ее так, что еще немного — и она соскочила бы с петель.
Полицейские тотчас открыли ее и увидели, что фермер стоит на пороге с самым угрожающим видом; в доме его все было перевернуто.
— В конце концов что вы у меня ищете? — завопил Бийо. — Скажите мне это по доброй воле или, черт подери, я заставлю вас это сказать!
Возвращение работников не ускользнуло от взгляда такого опытного человека, каким был полицейский чиновник. Он пересчитал их и убедился, что вряд ли сумеет одолеть эту рать в честном бою. Поэтому он подошел к Бийо и с еще более медоточивой любезностью, чем обычно, произнес, поклонившись до земли:
— Я все скажу вам, господин Бийо, хоть это и против наших правил. Мы ищем у вас преступную книгу, зажигательную брошюру, внесенную королевскими цензорами в список запрещенных сочинений.
— Книгу — у фермера, не умеющего читать?
— Что же в этом удивительного, если вы друг автора и он сам прислал ее вам?
— Я вовсе не друг доктора Жильбера, я его покорнейший слуга. Быть другом доктора — слишком большая честь для бедного фермера вроде меня.
Необдуманная выходка Бийо, выдавшего себя признанием, что ему известен не только автор, — что было вполне естественно, ибо у этого автора он арендовал землю, — но и книга, обеспечила агенту победу. Он приосанился и с любезнейшей улыбкой, перекосившей его лицо, тронул руку Бийо.
— «Ты имя назвала…» — знаете вы этот стих, дражайший господин Бийо?
— Я не знаю никаких стихов.
— Его написал Расин, великий поэт.
— Ну, и что означает этот ваш стих? — переспросил Бийо в нетерпении.
— Он означает, что вы только что сами выдали себя.
— Я?
— Именно вы.
— Как это?
— Назвавши сами доктора Жильбера, чье имя мы, люди сдержанные, и не думали произносить.
— Это правда, — прошептал Бийо.
— Итак, вы сознаетесь?
— Я сделаю даже больше.
— О, дражайший господин Бийо, вы безмерно любезны. Что же вы сделаете?
— Если вы ищете эту книгу и я скажу вам, где она, вы перестанете здесь все ворошить? — спросил фермер с тревогой, которую не мог полностью скрыть.
Чиновник сделал знак двум сбирам.
— Разумеется, — отвечал он, — раз обыск проводится из-за этой книги. Впрочем, — прибавил он с кривой улыбкой, — как знать: вдруг вы отдадите нам один экземпляр, а у вас их десять?
— У меня только один, клянусь вам.
— Именно в этом нам и надлежит удостовериться в ходе тщательного осмотра, дражайший господин Бийо. Потерпите еще пять минут. Мы всего-навсего жалкие полицейские, получившие приказ от властей; не станете же вы, господин Бийо, противиться тому, чтобы порядочные люди — а порядочные люди, дорогой господин Бийо, имеются во всех сословиях, — исполнили свой долг.
