Рафаэль Сабатини - МОРСКОЙ ЯСТРЕБ
Эта уверенность была невыносима. Она иссушила все чувства сэра Оливера, довела его до тупого равнодушия к своей судьбе, какие бы беды она ни сулила.
Тем не менее все прежние горести были не столь ужасны, как это новое открытие. В конце концов у Розамунды были некоторые основания для ненависти, пришедшей на смену былой любви. Но Лайонел… Что заставило его решиться на такой поступок, как не беспредельное отвратительное себялюбие, породившее в нём стремление во что бы то ни стало не дать возможности тому, кого считали убийцей Питера Годолфина, оправдаться и снять с себя несправедливое обвинение? Гнусное желание ради собственной выгоды устранить человека, который был для него братом, отцом, всем? Сэр Оливер содрогнулся от отвращения. Такова была невероятная, ужасающая истина! Именно так отблагодарил Лайонел брата за любовь, которой тот неизменно дарил его, за жертвы, принесённые ради его спасения. Когда бы весь мир был против сэра Оливера, то уверенность в любви и преданности брата не дала бы ему пасть духом. Но теперь… Его охватило чувство одиночества и полной опустошённости. Затем в его объятой скорбью душе начало пробуждаться возмущение. Оно росло быстро и вскоре вытеснило все остальные чувства. Он резко поднял голову и остановил взгляд своих сверкающих, налитых кровью глаз на мастере Ли, который сидел на рундуке и наблюдал за ним, терпеливо дожидаясь, когда он соберётся с мыслями, приведёнными в явный беспорядок неожиданным открытием.
— Мастер Ли, — спросил сэр Оливер, — сколько вы возьмёте, чтобы отвезти меня домой в Англию?
— Ну что же, сэр Оливер, — ответил шкипер, — думаю, столько же, сколько взял с вашего брата за то, чтобы увезти вас оттуда. Так будет по справедливости. Одно, так сказать, покроет другое.
— Вы получите вдвое больше, когда высадите меня на мысе Трефузис, — прозвучал быстрый ответ.
Глазки капитана прищурились, отчего его густые рыжие брови сошлись над переносицей. Такое поспешное согласие показалось капитану подозрительным. Он слишком хорошо знал людей, чтобы не заподозрить подвоха.
— Что вы замышляете? — ухмыльнулся мастер Ли.
— Замышляю? Уж не против вас ли, любезный? — Сэр Оливер хрипло рассмеялся. — Силы небесные, ну и плут! Неужели вы думаете, что в этом деле хоть сколько-нибудь интересуете меня? Или вы, как и ваш сообщник, полагаете, что я способен на столь мелкие чувства?
Сэр Оливер не кривил душой. Гнев против Лайонела охватил всё его существо, и он совершенно не думал о роли, какую сыграл в этой авантюре негодяй шкипер.
— И вы дадите мне слово? — настаивал мастер Ли.
— Дам слово? Чёрт возьми, я уже дал его! Клянусь, как только вы высадите меня в Англии, я выплачу вам то, что обещал. Этого вам достаточно? А теперь развяжите меня и покончим с этим.
— Разрази меня гром, я рад иметь дело с разумным человеком. Вы понимаете, что всё было, как я рассказал, и я всего лишь орудие. А что до виноватых — так это те, кто подсунул мне это дельце.
— Всего лишь орудие! Грязное орудие, позарившееся на золото. Довольно! Ради Бога, развяжите меня: мне надоело сидеть связанным, как каплун.
Капитан вытащил нож, подошёл к сэру Оливеру и без дальних слов разрезал связывавшие его верёвки. Сэр Оливер резким движением выпрямился, но ударился головой о низкий потолок и тут же снова сел. Вдруг снаружи раздался крик, заставивший капитана броситься к двери. Он распахнул её, выпустив клубы дыма и впустив солнечный свет. Мастер Ли вышел на ют, и сэр Оливер, почувствовав себя на свободе, последовал за ним.
Внизу несколько матросов, собравшихся на шкафуте у фальшборта, всматривались в море. Другие, столпившись на баке, пристально смотрели вперёд, в сторону берега. «Ласточка» проходила мыс Рок, и капитан, увидев, насколько сократилось расстояние между нею и берегом за то время, что он оставил управление судном, обрушил поток проклятий на своего помощника, стоявшего у руля. Впереди, слева по борту, к ним под брамселями приближался большой корабль с высокими мачтами. Он вышел из устья Тежу, где, вероятнее всего, и поджидал какое-нибудь сбившееся с курса судно. Идя в крутой бейдевинд с зарифленными марселями и крюйселем на бизани, «Ласточка» делала не более одного узла в час против пяти узлов «Испанца». О том, что неизвестный корабль принадлежит Испании, можно было судить по бухте, из которой он появился.
— Паруса к ветру! — проревел шкипер и, подскочив к штурвалу, с такой силой оттолкнул локтем своего помощника, что тот чуть не растянулся на палубе.
— Вы сами легли на этот курс, — попытался оправдаться помощник.
— Недоумок! — зарычал шкипер. — Я велел тебе не приближаться к берегу. Если суша наступает на нас, мы что же, так и будем идти, пока не наскочим на неё?
Капитан вывернул штурвал и развернул судно по ветру, после чего вновь передал штурвал помощнику.
— Так держи! — скомандовал он и, рыча на ходу приказания, спустился по трапу. Повинуясь приказу, матросы бросились к вантам и стали карабкаться вверх, чтобы отдать рифы. Несколько человек побежали на корму, к бизань-мачте. Вскоре «Ласточка», покачиваясь на волнах и разрезая носом зелёную водную гладь, на всех парусах летела в открытое море.
Стоя на полуюте, сэр Оливер наблюдал за «Испанцем». Он видел, как тот взял примерно на румб вправо с явной целью не дать им уйти. Теперь ветер более благоприятствовал «Ласточке», но «Испанец», имеющий гораздо большее количество парусов, чем пиратская посудина капитана Ли, упорно нагонял их.
Вернувшийся на корму шкипер мрачно наблюдал за противником, проклиная себя и ещё больше своего помощника за то, что они угодили в ловушку.
Тем временем сэр Оливер считал орудия «Ласточки», которые были ему видны, и прикидывал, сколько их может быть на верхней палубе. Он спросил об этом капитана, и в голосе его прозвучало такое равнодушие, словно он был сторонним наблюдателем и совершенно не думал о своём положении на борту преследуемого судна.
— Чтобы я бежал от него, будь у меня достаточно орудий! Разве я похож на человека, который станет удирать от какого-то «Испанца».
Сэр Оливер всё понял и замолчал. Он стал смотреть, как на шкафуте боцман и его помощники, шатаясь под тяжестью груза, носят абордажные тесаки и разное оружие для рукопашного боя и складывают у грот-мачты. По трапу взлетел канонир, рослый смуглый малый, голый по пояс, с вылинявшим красным шарфом, повязанным на голове в виде тюрбана. Он подбежал к карронаде, которая стояла у левого борта. От канонира не отставали двое подручных.
Мастер Ли позвал боцмана и, велев ему стать к штурвалу, отправил своего помощника на бак, где готовили ещё одну пушку.
