Симона Вилар - Поединок соперниц
Строительная площадка всегда выглядела гудящим ульем. Завершив основание донжона, мастеровые приступили к рытью ям для фундаментов угловых башен. Саймон соорудил несколько механизмов, что позволяло уменьшить количество наемных работников. Берег реки Уисси был весь завален бревнами, которые сплавляли лесорубы, и глыбами известняка, доставляемого сюда из каменоломен Нортгемптона.
Моя собственная казна несла ощутимые расходы, однако подспорьем мне служила торговля восточными товарами, а должность шерифа давала достаточно средств, чтобы я мог позволить покупать себе лучшие материалы. Недешево обходились и перевозки, в особенности после того как выяснилось, что многие землевладельцы завидуют моему богатству и не дают разрешения везти грузы прямым путем через свои владения. Окольные пути намного увеличивали затраты.
Особой алчностью отличались монастыри, но даже среди них выделялось аббатство Бери-Сент-Эдмундс. Расположенное в Саффолке, оно имело ряд владений в западном Норфолке. И теперь аббат Ансельм норовил содрать с меня три шкуры за проезд по своей земле, а содрав, удовлетворенно потирал руки, подсчитывая мои убытки.
Но было в этих поездках кружным путем нечто, примирявшее меня с жадностью танов и священнослужителей. Сопровождая караваны с камнем, я всегда мог свернуть в крохотный монастырь Святой Хильды, где покоилась моя матушка. Я подолгу простаивал на коленях у ее могилы и всегда оставлял пожертвования, чтобы сестры-бенедиктинки почаще молились за упокой ее души.
После монастырской тишины всегда приятно окунуться в кипучую деятельность. Вдобавок я открыл, что мне нравится ощущение власти. И странное дело — я стал испытывать какую-то особую нежность к той, что дала мне эту власть, — к Бэртраде Нормандской. Я даже затосковал о ней, слал ей куртуазные послания и богатые подарки. Конечно, несмотря на мою возраставшую нежность к невесте, я не ограничивал себя в общении с женщинами. У меня случилось несколько легких романов, и я завел пару постоянных любовниц, с которыми коротал время, когда позволяли дела. Причем я только диву давался, до чего же не приучены наши женщины к ласке. Я словно открывал для них мир постельных утех. То искусство нежной страсти, которое я познал на Востоке, оставалось тут неведомо, и мне было отрадно будить страсть в холодных телах северянок. Однако все это была лишь игра в любовь, — я не требовал от этих женщин ответного чувства, я любил их тела, но не желал затрагивать душ. Ибо я ждал Бэртраду. Я хотел быть достойным ее, хотел стать графом. Его милость Эдгар граф Норфолк — это звучало великолепно!
Но дела снова звали меня, и я отправлялся в путь. Эти земли только начинали оживать после мятежей и войн. Норманнов тут встретили сурово, и саксы жестоко поплатились за это. До сих пор тут и там виднелись развалины старых саксонских бургов, наполовину заросшие травой и ежевикой. Однажды я издали видел знаменитую кремневую башню вождя саксов Хэрварда Вейка. Саксы гордились его памятью, но я дал себе слово, что, пока я у власти, не позволю раздорам вновь принести смерть и разруху в Норфолк.
Как я вскоре понял, это совсем не просто.
Самые упрямые из саксов продолжали воспитывать сыновей в старых традициях. Они не признавали никаких нововведений, гордились былой славой и мечтали возродить прежние обычаи и свободы. И на меня, как на оказавшегося у власти сакса, они имели определенные виды.
Кое-кто из старой саксонской знати навещал меня во время моих наездов в Незерби. Смотрелись они живописно, однако мне, побывавшему при многих дворах Европы, казались дикими: в меховых накидках, с множеством золотых украшений, в еще дедовских длинных туниках с вышитыми полуязыческими символами. Часто они ходили голоногими, в грубых башмаках, с оплетавшими голени крест-накрест ремнями. Они носили длинные бороды и гривы волос, стянутых вокруг чела чеканными обручами наподобие корон. Я, в своей нормандской одежде, казался иноземцем среди них. Но я соблюдал старые обычаи и принимал их, как и положено высокородному эрлу [24]. Подавал им чашу дружбы, первым делал глоток, дабы гости удостоверились, что вино не отравлено, а потом ее пускали по кругу, отпивали по глотку, клянясь друг другу в вечной дружбе.
Риган всегда знала, что делать. Стол накрывали обильно, но без затей, никаких изысканных блюд, а все по старинке — огромные обжаренные телячьи ноги, норфолкская кровяная колбаса, свиные отбивные. Все это была грубая, плохо перевариваемая еда, тяжелая для меня, принесшего с Востока привычку к небольшим порциям мяса со значительным добавлением овощей. Но мои гости были довольны, хвалили меня за то, что я почитаю старые обычаи, хотя и попрекнули тем, что я стал шерифом у норманнов — герефой, как они называли меня на саксонский лад. И ворчали, что выслуживаюсь перед завоевателями.
— Но ведь меня назначил сам король, — возражал я. — А даже вы не можете отрицать, что Генрих Боклерк является помазанником Божьим.
Да, мои гости были саксами старой закалки — из тех, кто и спустя годы не смирился с поражением Гарольда Годвинсона, а только и ждет случая схватиться за меч и сразиться с врагом — даже без надежды на победу. Возможно, в глубине души я и уважал их мужество, но куда сильнее меня раздражало их упрямство. Это были закоренелые смутьяны, но все же люди одного со мной племени. Они словно нарочно выставляли напоказ свою грубость, громко чавкали, пили так, что быстро пьянели, бросали кости под стол или в прислуживающих рабов, шумно рыгали и испускали газы. Я знал их старые привычки — наесться до отвала и напиться до помутнения рассудка.
Главным и наиболее почитаемым из них считался Бранд сын Орма. Он был богаче остальных, и здравомыслия у него имелось побольше. Огромного роста, с буйной светлой шевелюрой и тучный до изумления. Его маленькие уши едва виднелись из-за толстых, всегда красных щек, а брюхо мешало пройти, когда все садились за стол. Говорил он глухим важным басом и очень гордился, что ведет род от данов, которые правили в Дэнло еще во времена короля Альфреда Великого.
— Мы испокон… веков владели… этой землей, — гордо произносил он, хотя его речь порой и прерывалась самой вульгарной икотой. — Ты, Эдгар Армстронг, ученый человек и наверняка знаешь… какими великими были англы… при старых королях. Так выпьем же за них!..
Рядом с Брандом сидел молодой Альрик из Ньюторпа. Толкая в бок своего деда Торкиля, сражавшегося еще в битве при Гастингсе, он уговаривал его поведать «о той славной битве».
С какой стати он называл ее славной, если саксы потерпели в ней поражение? Но я вежливо слушал: и о том, как саксы под командой Гарольда Годвинсона окопались на холме, и о том, как Вильгельм Ублюдок обманом выманил их оттуда, а нормандская конница обрушилась на героев, неся смерть и разрушение, и как пал в своей последней сече король Гарольд, когда вражеское копье пронзило ему глазницу. Все это я знал наизусть, но почтительно внимал речам седого, как лунь, патриарха и вместе со всеми бил кубком о стол и выкрикивал славу Гарольду Годвинсону. А почему бы и нет? Гарольд был моим дедом по матери, да к тому же действительно одним из лучших саксонских королей.
