Александр Дюма - Виконт де Бражелон или десять лет спустя
— Неужели, — сказал он, — вас волнует даже имя этого человека? Несколько минут тому назад вы были веселы и довольны и вдруг помрачнели от одного вида этого ничтожества. Неужели, сударь, вы перестали верить в свою звезду?
— Перестал, — печально вздохнул Фуке.
— Да почему же?
— Потому, что я слишком счастлив в данную минуту, — отвечал Фуке дрожащим голосом. — Ах, дорогой мой д'Эрбле, вы такой ученый, вы, наверное, знаете историю некоего самосского тирана. Что мне бросить в море, чтобы предотвратить надвигающееся несчастье? Ах, повторяю вам, друг мой, я слишком счастлив, так счастлив, что не желаю ничего больше того, что у меня есть… Я поднялся так высоко… Вы знаете мой девиз: Quo non ascendam18. Я поднялся так высоко, что мне остается только спускаться. Следовательно, мне совершенно невозможно верить в улучшение моей судьбы, ибо я достиг всего, что может желать человек.
Арамис улыбнулся, устремив на Фуке свой ласкающий и острый взгляд.
— Если бы я знал, в чем состоит ваше счастье, — сказал он, — то, может быть, опасался бы вашей опалы, но вы относитесь ко мне как к истинному другу, то есть находите, что я гожусь и в несчастье. Я этим очень дорожу. Но мне кажется, я заслужил также и то, что время от времени вы будете делиться со мной вашими удачами, чтобы и я мог порадоваться им, так как вы знаете, что они мне дороже моих собственных.
— Дорогой прелат, — засмеялся Фуке, — секреты мои слишком нечестивы, чтобы я мог доверить их епископу, каким бы светским человеком он ни был.
— Вот глупости! А если как на исповеди?
— Ах, мне пришлось бы слишком много краснеть, если бы вы были моим духовником.
И Фуке снова вздохнул.
Арамис еще раз взглянул на него с той же улыбкой.
— Скрытность, — сказал он, — большая добродетель.
— Тише, — перебил его Фуке. — Вон та ядовитая тварь узнала меня и идет к нам.
— Кольбер?
— Да, отойдите в сторонку, дорогой д'Эрбле; я не хочу, чтобы этот пролаза видел нас вместе, а то он возненавидит и вас.
Арамис пожал ему руку.
— На кой мне дьявол его дружба? — удивился он. — Разве у меня нет вас?
— Да, но, может быть, когда-нибудь меня не станет, — грустно ответил Фуке.
— Ну, если такое время наступит, — спокойно заметил Арамис, — мы попробуем обойтись без дружбы господина Кольбера или же не станем обращать внимания на его ненависть. Но скажите мне, дорогой Фуке, почему вы, вместо того чтобы разговаривать с этим подхалимом, как вы его назвали, от беседы с которым я не вижу никакой пользы, — почему вы не отправитесь прямо к королю или, по крайней мере, к принцессе?
— К принцессе? — рассеянно проговорил суперинтендант, погрузившись в воспоминания. — Да, разумеется, к принцессе.
— Вспомните, — продолжал Арамис, — переданную нам новость о больших милостях, которыми стала пользоваться принцесса в последние два-три дня.
Мне кажется, что в ваших планах и в наших общих интересах вам следует поухаживать за приятельницами его величества. Это единственное средство поколебать укрепляющийся авторитет господина Кольбера. Ступайте же как можно скорее к принцессе и заручитесь ее поддержкой.
— Но вполне ли вы уверены, — возразил Фуке, — что в настоящее время король увлечен именно ею?
— Если стрелка повернулась, то разве только с сегодняшнего утра! Ведь вы знаете, у меня своя полиция.
— Прекрасно. Я иду сейчас же и на всякий случай прибегну к моему испытанному средству: вот к этой паре великолепных старинных камей в оправе из брильянтов.
— Я видел их: прекрасная редкостная вещь!
Тут беседа их была прервана лакеем, который вел за собой курьера.
— Для господина суперинтенданта, — громко объявил курьер, подавая Фуке письмо.
— Для его преосвященства епископа ваннского, — чуть слышно сказал лакей, вручая письмо Арамису.
Так как у лакея был факел, то он стал между суперинтендантом и епископом, чтобы оба могли читать одновременно.
При виде мелкого убористого почерка на конверте Фуке радостно вздрогнул; только те, кто любит или любил, поймут его беспокойство, сменившееся радостью. Он быстро распечатал письмо, в котором заключались такие слова:
«Всего час, как я рассталась с тобой, и уже целую вечность я не говорила тебе: люблю тебя»
Это было все.
Действительно, г-жа де Бельер рассталась с Фуке только час тому назад, проведя с ним два дня; и, опасаясь, как бы воспоминания о ней не изгладились из сердца, которым она дорожила, она послала к нему курьера с этим важным сообщением. Фуке поцеловал письмо и дал посланному пригоршню золота.
Что касается Арамиса, то и он был занят чтением, но с большей холодностью и сдержанностью. В записке содержалось следующее:
«Сегодня вечером король был ошеломлен полученной им новостью: он любим одной женщиной. Он узнал об этом случайно, подслушав разговор этой молодой девушки с подругами. И теперь король весь во власти этой новой прихоти. Девицу зовут мадемуазель де Лавальер, и она далеко не так красива, чтобы эта прихоть перешла в бурную страсть. Берегитесь мадемуазель де Лавальер».
Ни слова о принцессе.
Арамис медленно сложил письмо и спрятал его в карман. Что же касается Фуке, то он все время прижимал к губам письмо г-жи Бельер.
— Послушайте, — сказал Арамис, прикасаясь к руке Фуке.
— А, что? — отозвался Фуке.
— Мне пришла в голову одна мысль. Знаете ли вы девицу по имени Лавальер?
— Нет, не знаю.
— Вспомните хорошенько!
— Ах да, одна из фрейлин принцессы.
— Должно быть, она.
— Так что же?
— Да то, что вам следует сегодня же вечером сделать визит этой особе.
— Вот как! Почему же?
— Больше того. Именно ей вы должны отнести ваши камеи.
— Подите вы!
— Вы знаете, что я всегда даю хорошие советы.
— Но так неожиданно…
— Уж это мое дело. Начните ухаживать за Лавальер, господин суперинтендант. А я поручусь перед госпожой де Бельер, что это ухаживание чисто дипломатическое.
— Что вы говорите, мои друг, — воскликнул Фуке, — какое имя вы произнесли?
— Имя, которое должно убедить вас, господин суперинтендант, в том, что раз я так хорошо осведомлен о ваших делах, то точно так же осведомлен и о делах других лиц. Говорю вам, ухаживайте за девицей Лавальер.
— За кем вам будет угодно, — отвечал Фуке, не помня себя от счастья.
— Ну, ну, спускайтесь скорее на землю с вашего седьмого неба, — сказал Арамис, — вот господин Кольбер. Ото, пока мы читали, он собрал вокруг себя целую толпу; около него так и увиваются и хвалят его, льстят ему; положительно, он становится силою!
