Бернард Корнуолл - Рота стрелка Шарпа
— Рассортируйте.
— Сэр! — Хейксвелл повернулся к рабочей партии из лёгкой роты, — Вы слышали лейтенанта! Шевелитесь, нас ждёт капитан.
Хэгмен, пожилой стрелок, лучший снайпер полка, прослуживший с Шарпом семь лет, хмуро ухмыльнулся своему бывшему командиру:
— Дерьмовый день, сэр.
Шарп согласно кивнул. Дерьмовый. Гадкая морось приостановилась, но едва ли надолго.
— Как жизнь, Дэн?
Немолодой стрелок скривился и посмотрел по сторонам, не подслушивает ли Хейксвелл:
— Такая же, как день, сэр.
— Хэгмен!!! — вопил, конечно, сержант, — То, что ты — старый хрыч, ещё не означает, что ты можешь отлынивать от работы!
Он приторно улыбнулся Шарпу:
— Простите, лейтенант, сэр! Некогда болтать, надо работать, сэр. — голубые глазки невинно моргнули, — Как ваша леди, сэр, с ней всё в порядке? Надеюсь лично засвидетельствовать ей своё почтение. Она ведь в Бадахосе, сэр?
Хихикая, он посеменил к своей группе, что освобождала от груза телегу с лопнувшей осью. Шарп не собирался доставлять удовольствие Обадии, демонстрируя, что его насмешки попали в цель, а потому отвернулся и посмотрел на другой берег серой, вздувшейся от непрерывных дождей реки. Бадахос. Город был построен на уголке земли, образованном Гвадианой и её притоком Роильясом. Над городом нависал замок, сооружённый на высокой скале в том месте, где соединялись потоки. Сейчас армия британцев ожидала, когда саперы закончат понтонный мост, чтобы переправиться на южный берег к стенам Бадахоса. Каждый из жестяных понтонов, усиленных деревянными скобами, весил до двух тонн. Их заякорили в ряд поперёк течения, поверх протянули толстые тридцатисантиметровые канаты, по которым сапёры укладывали доски со сноровкой, говорившей о немалом опыте. На дальнем конце моста настилали последние планки, а по ближнему уже пошли возы, с которых солдаты сбрасывали песок и землю на дощатое покрытие, образуя некое подобие грунтовки.
— Вперёд!
Первой переправлялась Тяжёлая Кавалерийская Бригада. Спешенные бойцы вели своих лошадей в поводу. Животные нервничали, ступая по колыхаемому волнами мосту. На том берегу всадники заняли свои места в сёдлах, разбились на эскадроны и поскакали к городу. Естественно, они не собирались прыгать с саблями на стены, их задача заключалась в демонстрации силы и удержании немногочисленной французской кавалерии от попыток помешать переправе британских войск.
Капли вспенивали тёмную воду реки, но были не в силах промочить и без того мокрую форму уныло бредущей по настилу пехоты. Разнообразие внёс одинокий пушечный выстрел, громыхнувший со стороны крепости и встреченный дружным рёвом. Эскадрон тяжёлой кавалерии подъехал слишком близко к городу, и французы не упустили случая их попугать. В крике пехоты была беззлобная ирония: очень уж поспешно конники ретировались из зоны обстрела. Солдатам вскоре предстояло умирать под дулами пушек, и они были рады тому, что их конным товарищам артиллерией тоже преподан урок.
Полк Шарпа на время превратился во вьючных животных. Из более чем сотни телег с имуществом инженеров две сломались, и для доставки груза на ту сторону было решено привлечь солдат Южно-Эссекского. К Шарпу подъехал Уиндхэм:
— Всё готово, мистер Шарп?
— Так точно, сэр. Сэр?
— Мистер Шарп? — полковник натянул поводья.
— Как насчёт моей просьбы?
— Не время и не место это обсуждать, мистер Шарп. Всего хорошего, — Уиндхэм коснулся пальцами кисточки на двууголке и поспешил прочь.
Шарп поправил на боку палаш, абсолютно бесполезный в деле подсчёта лопат с кирками, и поплёлся по грязи к полковому багажу. Каждая рота имела держала мула, перевозившая учётные книги и прочую канцелярщину, скудный продовольственный запас и, против правил, барахло некоторых офицеров. Другие животные были навьючены полковыми грузами: ящиками с оружием и боеприпасами, опять же, документацией, униформой и жутковатыми инструментами хирургов. Среди мулов затесались слуги офицеров с запасными и вьючными лошадями.
Бегали и орали детишки. Их матери прятались от дождя в импровизированных укрытиях, ожидая приказа выступать. Согласно предписаниям при батальоне имели право находится не более шестидесяти жён. Однако годы войны сделали своё дело и сейчас за Южно-Эссекским двигались три сотни дам и ещё больше детей. Англичанки, ирландки, шотландки, валлийки, испанки, португалки и даже одна француженка, не пожелавшая расстаться с пленившим её под Фуэнтес де Оноро сержантом из роты Стеритта. Некоторые были шлюхами, прельстившимися жалкими солдатскими пенсами; другие — законными супругами с выправленными бумагами; третьи называли себя жёнами, обходясь без официальных церемоний. Многие из них были замужем во второй, а то и в третий раз, теряя предыдущих мужей от французских пуль или испанских болезней.
Смотры жён Уиндхэм отменил. Находись полк на казарменном положении, такие проверки имели бы смысл, давая семьям нижних чинов возможность напрямую общаться с командиром. Здесь же, в Испании, весть об инспекции вызвала у женщин недовольство, которое они не замедлили выразить в очень своеобразной форме во время первого же смотра. Уиндхэм шёл вдоль строя дам, но вдруг застыл, как вкопанный: молоденькая жена рядового Клейтона расстегнула лиф и кормила грудью сына. Подобрав отвисшую челюсть, полковник рявкнул:
— Ты не могла с этим подождать, женщина?!
В ответ девушка приподняла полную молока грудь:
— Я могла, маленький — нет. Если уж он чего-то хочет, ему подавай здесь и сейчас. Вылитый папаша.
По строю прокатилась волна смешков. Уиндхэм побагровел и зашагал прочь. Джессика знала бы, что делать в этом случае, он не знал.
Шарп приблизился к полковому обозу, и женщины заулыбались ему из-под своих покрывал. Лили Граймс, миниатюрная, никогда не унывающая дама с языком острым, как хорошо наточенный штык, шутливо откозыряла ему:
— Со смотрами покончено, капитан? — только солдатские жёны по-прежнему звали его капитаном.
— Ты права, Лили.
Она фыркнула:
— У него в голове навоз.
— У кого?
— У нашего драного полковника. На кой ляд ему сдались эти смотрины?
Шарп ухмыльнулся:
— Он переживает за тебя, Лили. И ему приятно на тебя глядеть.
— Чёрта с два! Ему приятно глядеть на сиськи Салли Клейтон. — Она погрозила Шарпу пальцем, — Да и вы, капитан, не птичек в небе рассматривали, уж я-то видела.
— Что мне сиськи Салли, я мечтал о твоих.
Она захохотала:
— В любое время, капитан, вам стоит лишь сказать.
Смеясь, Шарп пошёл дальше. Ему нравились эти суровые бабы. Все тяготы войны: ночёвки под проливными дождями, скудный паёк, длинные марши, они переносили без жалоб и стенаний. Шарп вспомнил, как однажды та же Лили шла по разбитой дороге, неся двух орущих детишек, мушкет мужа и нехитрый семейный скарб, и улыбалась каким-то своим мыслям. Умудряясь вести хозяйство и воспитывать детей, солдатские жёны провожали мужей в бой и безропотно шли искать после битвы их мёртвые или израненные тела. Они не были «леди». Одетые в дикую смесь военного и гражданского тряпья, загорелые дочерна, своими огрубевшими ручками эти бабы могли обчистить мертвеца за десять секунд, а дом — за тридцать. Черноротые, громогласные, бесстыдные, могли ли они быть иными? Вынужденные подмываться, рожать, облегчаться на виду сотен мужчин, они не были скромницами. Может, кто-то и зажал бы нос надушенным платком при виде них, но Шарпу они нравились. Они были сердечными, верными и никогда не ныли.
