Такаси Мацуока - Осенний мост
Чтобы отвлечься, Ханако попыталась вспомнить, как будет «Судзумэ-но-кумо» по-английски. Эмилия совсем недавно говорила ей об этом. Кажется, по-английски это звучит куда более странно, чем по-японски. Как же оно там…
Ханако свернула очередной свиток и положила его рядом с предыдущим. Если уложить свитки в таком же порядке, в каком они были, Эмилии будет потом нетрудно разобраться в них, хоть они уже и не развернуты.
Ах, да! Вспомнила! «Воробьиная туча». Ханако произнесла эти слова вслух, чтобы потренироваться с произношении, услышать звуки и получше их запомнить.
— «Воробьиная туча», — выговорила Ханако и осталась вполне довольна собою. Она произнесла английские слова очень отчетливо.
— Что? — спросила Эмилия и выглянула из-за стола, стоявшего в дальнем углу комнаты. Очевидно, она сидела на полу.
— Простите, — извинилась Ханако. — Я не поняла, что вы здесь. Вас не было за столом, и я вошла, чтобы убрать.
Она поклонилась и хотела уже уйти.
— Нет-нет, Ханако, не уходи, — попросила Эмилия. — Я все равно как раз собиралась тебя искать. Взгляни-ка!
Она указала на стоящий рядом с ней небольшой сундучок, обтянутый кожей, с потускневшим рисунком на крышке.
— А, вы открыли новый ящичек со свитками! — сказала Ханако. — Как это, должно быть, интересно для вас!
— Они очень сильно отличаются от всех остальных. Даже сундучок, в котором они лежат, другой. Это японская работа?
Ханако взглянула на дракона, кружившего, подобно яростным клубам красного дыма, над синими горами.
— Нет, — сказала она. — Это ближе к китайскому стилю, но в рисунке есть нечто более дикое, более варварское. Возможно, это сделано монголами.
Эмилия кивнула. Она казалась не то встревоженной, не то сбитой с толку; а может быть, она просто устала. Хотя Ханако была знакома с Эмилией уже несколько лет, и за это время ей довелось встречаться и с другими чужеземцами, она до сих пор не всегда могла определить, что же за эмоции написаны у них на лицах. В отличие от японцев, чужеземцы зачастую не стремились скрывать свои чувства, но сам этот недостаток внутреннего контроля мешал Ханако понимать их. На лице одновременно отображалось слишком много мимических сигналов, и в их числе — некоторые совершенно неуместные. Иногда Ханако сидела у Эмилии, когда ее навещал кто-нибудь из ее друзей-американцев — флотский офицер, Роберт Фаррингтон, или тот скотовод, Чарльз Смит. Во время этих визитов она часто читала на лицах мужчин отражение чувств, носящих настолько интимный характер, что она краснела от стыда. Но Эмилия, казалось, не узнавала этих проявлений, поскольку продолжала разговор, как будто ничего не произошло, и сама не гневалась, не оскорблялась и не смущалась. Ханако не раз думалось: интересно, а они вообще понимают друг друга или нет?
Теперь Эмилия, очевидно, думала одновременно о множестве разных вещей, — вероятно, этим отчасти и объяснялось написанное у нее на лице замешательство. Но когда она заговорила снова, то отчего-то резко изменила тему.
— Тебе что-нибудь известно про телохранителя по имени Го? — спросила Эмилия.
— Конечно, — отозвалась Ханако, радуясь тому, что Эмилия забыла про свитки и переключилась на другую тему. Эти свитки имели право читать лишь князья и их наследники. Князь Гэндзи сделал исключение для Эмилии. Потому она имела право их читать. Ханако — не имела. — Го — один из великих героев нашего клана. Если бы не он, господин Хиронобу умер бы в раннем детстве, и так и не дал бы начало роду князей Акаоки.
— Этот Го был монголом?
— О, нет! — отозвалась Ханако, шокированная столь вопиющим предположением. — Я уверена, что нет.
— А откуда он был?
— Откуда? Он был из Японии.
— Но откуда именно из Японии?
Ханако на мгновение задумалась.
— Я не припоминаю, чтобы мне доводилось слыхать что-либо об его детстве. Разве только то, что он научился ездить верхом раньше, чем ходить. — Она улыбнулась. — Но это, конечно же, просто легенда. А так о нем всегда говорят только как о телохранителе господина Хиронобу. Он был телохранителем князя с самого его детства и до конца.
— До конца… — повторила Эмилия. — Какого конца?
— Они вместе погибли в сражении, — сказала Ханако, — удерживая армию Ходзё, чтобы маленький сын князя смог бежать и впоследствии отомстить.
Это тоже было знаменитым эпизодом из истории клана.
— Этот сын, Дандзуро, стал вторым князем нашего княжества. Едва лишь выйдя из детского возраста, он помог сокрушить регентство Ходзё. — Вдруг Ханако в голову пришла мысль, от которой ее пробрал озноб. И, не удержавшись, она спросила: — А что, в «Судзумэ-но-кумо» написано иначе?
Эмилия покачала головой.
— Нет, все написано в точности так, как ты сказала.
— А! — Ханако сразу стало легче на душе. Такое нередко случалось в различных кланах: вышестоящие знали нечто такое, чего не говорили нижестоящим, а рассказывали вместо этого совсем иное. А уж в таком клане, как клан Окумити, на протяжении многих поколений возглавляемый пророками, это и вовсе могло очень сильно различаться. Но теперь, когда она сама затронула тему свитков, лучше всего для нее будет поскорее удалиться, пока тема не всплыла опять. Ханако поклонилась подруге. — Прошу прощения, что побеспокоила вас, Эмилия. Теперь я вас покину, чтобы не мешать вам работать.
— Ханако, мне нужна твоя помощь.
Ханако заколебалась.
— Я с радостью сделаю все, что смогу, если для этого мне не придется читать свитки или выслушивать что-либо, написанное в них.
— Это не те свитки, которые тебе запрещено читать, а другие.
И с этими словами Эмилия протянула Ханако свиток, который держала в руках.
Ханако снова поклонилась, но свиток не взяла.
— Я не могу.
— Это не «Судзумэ-но-кумо».
За проведенное здесь время Эмилия чрезвычайно далеко продвинулась в изучении японского языка. Однако же Ханако совершенно не была уверена, что Эмилия в состоянии различить, что является, а что не является частью тайной истории клана. Если свиток извлечен из одного из этих сундучков, как он может не быть частью их истории? Отказаться взять этот свиток было бы чрезвычайно невежливо. Но принять его — значит, нарушить основополагающее правило клана. И все же лучше избегать оскорбления, пока это возможно. Ханако нерешительно взяла протянутый ей свиток. При первом же указании на то, что Эмилия ошиблась, она немедленно прекратит читать.
Но Ханако довольно было бросить взгляд на беглые строки, написанные фонетическим письмом хирагана, и увидеть почти полное отсутствие сложных иероглифов кандзи, чтобы понять, что Эмилия права. Никто не стал бы писать историю клана столь неофициальным образом. Но едва лишь Ханако принялась читать, как упоминание о князе Нарихира и известном, неверно истолкованном пророчестве о розах заставило ее остановиться.
