Александр Дюма - Жорж
— В чем дело, дорогая Сара? — спросил молодой человек, подойдя и целуя ей руку.
— Правда, что, если мы поженимся, вы никогда не будете мне противоречить и будете делать все, что я захочу?
— Черт, — сказал де Мальмеди, — вот так женушка, она заранее ставит условия!
— Правда, — продолжала Сара, — что, если я все еще буду любить балы, вы будете сопровождать меня на них и ждать, а то ведь эти противные мужья потанцуют немного и уходят. При вас я смогу петь, сколько захочу, удить рыбу? А если мне захочется красивую шляпу из Франции, вы мне купите ее? Нарядную шаль из Индии? Красивую арабскую или английскую лошадь?!
— Конечно, — улыбаясь, произнес Анри. — Что до арабских лошадей, то мы сегодня видели двух очень красивых, и я рад, что вы их не видели: они не продаются, и если бы вам случилось захотеть их, я не смог бы их вам подарить.
— Я их тоже видела, — сказала Сара, — они, наверное, принадлежат молодому иностранцу, брюнету с чудесными глазами.
— Однако, Сара, — сказал Анри, — вы, кажется, обратили внимание больше на всадника, чем на его лошадь?
— Да нет, Анри, всадник подошел и заговорил со мной, а лошадей я видела издали, они даже не ржали.
— Как, этот юный фат заговорил с вами, Сара? По какому же поводу?
— Да, по какому поводу? — повторил господин де Мальмеди.
— Во-первых, — сказала Сара, — я не заметила в нем ни капли фатовства, да вот наша Анриет была со мной, она тоже не заметила в нем самодовольства. По какому поводу он заговорил со мной? О боже мой, по самому естественному поводу. Я возвращалась из церкви, а у дверей дома меня ждал китаец с корзинами, полными всякой всячины. Я спросила у него, сколько стоит вот этот веер… Посмотрите, какой он красивый, Анри.
— Ну, и что же дальше? — спросил де Мальмеди. — Все это не объясняет нам, почему этот человек заговорил с вами.
— Сейчас объясню, дядя, сейчас объясню, — ответила Сара, — я спросила у китайца цену, но он не смог мне ответить, ведь он говорит только по-китайски. Мы были в большом затруднении, Анриет и я, мы спрашивали всех, кто окружил нас, чтобы полюбоваться красивыми предметами, нет ли среди них кого-нибудь, кто мог бы стать нашим переводчиком. И тогда незнакомец подошел к нам, предложил помочь, поговорил с китайцем на его языке и, повернувшись к нам, сказал: «Восемьдесят пиастров». Это ведь недорого, правда, дядя?
— Гм! Столько стоил негр, пока англичане не запретили торговать ими, — сказал де Мальмеди.
— Так, значит, этот господин говорит по-китайски? — с удивлением спросил Анри.
— Да, — ответила Сара.
— Ах, отец, — воскликнул Анри, разражаясь хохотом, — вы не слышали? Он говорит по-китайски!
— Ну и что же? Что же тут смешного? — спросила Сара.
— Конечно, ничего, — продолжал Анри, не переставая хохотать. — Ну как же! У этого красавца иностранца чудесный талант, и он счастливый человек. Он может разговаривать с коробками для чая и с ширмами.
— Вообще-то китайский язык не очень распространен, — сказал мсье де Мальмеди.
— Это какой-нибудь мандарин, — сказал Анри, продолжая потешаться над молодым незнакомцем, высокомерный взгляд которого он не мог забыть.
— Во всяком случае, — ответила Сара, — это образованный мандарин, потому что, после того как он поговорил с торговцем по-китайски, он разговаривал со мной по-французски и с нашей милой Анриет по-английски.
— Черт! Так, значит, он говорит на всех языках, этот молодчик, — сказал господин де Мальмеди. — Такой человек был бы не лишним в моих конторах.
— К сожалению, дядя, — сказала Сара, — тот, о ком вы говорите, как мне кажется, был на такой службе, после которой любая другая служба покажется ему неинтересной.
— А на какой же?
— На службе у короля Франции. Вы не заметили, что он носит в петлице ленточку ордена Почетного легиона и еще другую какую-то ленточку?
— О, в настоящее время, чтобы получить такой орден, вовсе не обязательно быть военным.
— Но все-таки человек, которому дают орден, должен чем-то отличаться от других людей, — возразила Сара. Задетая, сама не зная почему, она защищала иностранца, следуя инстинкту, присущему простым сердцам и заставляющему их защищать тех, на кого несправедливо нападают.
— Ну что ж, — сказал Анри, — наверное, его наградили за то, что он владеет китайским языком. Вот и все!
— Впрочем, мы узнаем это, — сказал де Мальмеди тоном, доказывающим, что он не заметил неприязни, возникшей между двумя молодыми людьми, — потому что он прибыл на корабле губернатора, а так как на Иль-де-Франс не приезжают для того, чтобы уехать на следующий день, он, разумеется, останется здесь.
В это время вошел слуга и вручил письмо с печатью губернатора, которое только что принесли от лорда Маррея.
Это было адресованное господину де Мальмеди, Анри и Саре приглашение на обед в следующий понедельник и на бал, который должен был состояться после обеда.
Сомнения Сары относительно губернатора рассеялись; значит, это, безусловно, галантный мужчина, если начало своей деятельности на острове он ознаменовал торжественным приемом. Сара обрадовалась, узнав, что сможет провести вечер в танцах. Она особенно ликовала, потому что как раз получила из Франции прелестные украшения из искусственных цветов; теперь ей представлялся случай показать их на балу.
Что касается Анри, то эта новость, с каким бы внешним равнодушием он ее ни принял, не была для него безразлична: Анри считал себя одним из самых красивых молодых людей колонии, и, хотя его брак с кузиной был делом решенным и он считался ее женихом, Анри не прочь был пококетничать с другими женщинами. Это было тем более нетрудно, что Сара, по беспечности ли своей или по складу характера, никогда не выказывала ревности.
А де Мальмеди-отец заважничал, узнав о приглашении; ведь не прошло и двух часов после приезда губернатора, как он уже был приглашен на обед, — честь, которую, по всей вероятности, губернатор оказывал только самым влиятельным лицам острова.
Приглашение несколько изменило планы, намеченные семьей Мальмеди. Анри назначил на следующее воскресенье и понедельник большую охоту на оленей в районе Саванны, который в те времена был еще пустынным. Там в изобилии водилась крупная дичь, и, так как охота должна была частично происходить во владениях отца, Анри пригласил человек двенадцать друзей в воскресенье утром на свою прелестную виллу, на берегу Черной реки, в одном из живописнейших мест острова. Теперь, когда на один из дней был назначен губернаторский бал, необходимо было перенести охоту. Поэтому Анри вернулся к себе, чтобы написать письма, которые Бижу должен был отнести адресатам, с оповещением о том, что охота состоится на день раньше.
