Кристиан Жак - Закон пустыни
Понимая, что он рискует захлебнуться в потоке дел, если не установит жесткого распорядка использования служебного времени, Пазаир назначил «процесс Кема» на следующую неделю. Как только день был определен, один из жрецов храма Птаха выступил против: выбранная дата неблагоприятна, потому что на нее приходится печальная годовщина знаменитой битвы между Хором, небесным огнем, и его братом Сетом, олицетворением бури.[1] В этот день лучше не выходить из дома и не предпринимать никаких путешествий; естественно, Монтумес воспользуется этим обстоятельством, чтобы не прийти в суд.
Пазаир злился на самого себя, у него опускались руки, но тут ему подвернулось щекотливое дело с аферами на таможне, касающееся иноземных торговцев. Момент слабости прошел, судья начал читать документы, но снова оттолкнул их; он не мог забыть о растерянном и подавленном нубийце, который рыскал сейчас по самым темным городским закоулкам в поисках своего павиана.
С верховным стражем Монтумесом Пазаир столкнулся на шумной улице, где старший судья покупал нубийские красные цветы, чтобы приготовить напиток, который очень любил его пес.[2] Чувствуя себя неловко, Монтумес заговорил елейным тоном:
– Меня ввели в заблуждение, – признался он. – В глубине души я всегда верил в вашу невиновность.
– Тем не менее, вы отправили меня на каторгу.
– На моем месте разве вы не сделали бы то же самое? Правосудие должно быть непримиримым к преступлениям, совершенным судьями, в противном случае в него перестанут верить.
– В моем случае и речи не шло о правосудии.
– Неудачное стечение обстоятельств, мой дорогой Пазаир. Теперь же судьба повернулась к вам лицом, и мы все этому очень рады. Я узнал, что вы намерены, в рамках ваших полномочий, организовать процесс по поводу дела Кема, достойного всяческого сожаления.
– Вы хорошо информированы, Монтумес. Мне осталось лишь назначить его дату, и на сей раз это будет благоприятный день.
– Может быть, лучше было бы поскорее предать эти прискорбные обстоятельства забвению?
– Забыть означало бы совершить несправедливость. Мне кажется, что обязанности старшего судьи состоят в том, чтобы защищать слабого, ограждая его от посягательств сильного.
– Вашего пристава-нубийца слабым не назовешь.
– Вы – человек могущественный и стремитесь его погубить, обвиняя в преступлении, которого он не совершал.
– Если бы вы согласились на одну уступку, которая поможет избежать неприятностей…
– Какого рода уступку?
– На процессе могут прозвучать некоторые имена… Именитые граждане не хотели бы портить себе репутацию.
– Если человек невиновен, ему нечего бояться.
– Пойдут слухи, сплетни, их имена начнут трепать…
– На будущем процессе слухи приниматься во внимание не будут. Вы совершили серьезную ошибку, Монтумес.
– Вы – одна рука правосудия, я – другая. Отмежевываться от меня было бы для вас грубой ошибкой.
– Мне нужно имя свидетеля, обвиняющего Кема в убийстве Беранира.
– Я его выдумал.
– Вот это вряд ли. Вы бы не выставили этот аргумент, если бы персонаж не существовал в реальности. Я расцениваю ложное свидетельство как преступное деяние, способное разрушить человеку жизнь. Процесс состоится; на нем выяснится ваша роль, и я смогу допросить этого пресловутого свидетеля в присутствии Кема. Его имя?
– Я отказываюсь вам его называть.
– Это настолько важное лицо?
– Я обещал хранить молчание. Он многим рискует и не хочет огласки.
– Отказ сотрудничать со следствием. Вы знаете, чем это карается.
– Вы забываетесь! Напоминаю, что вы говорите с верховным стражем!
– А я – старший судья.
И тут Монтумес, чья лысина стала кирпично-красной, а голос пронзительным, внезапно осознал, что перед ним уже не мелкий провинциальный судья, который мало что может, а высшее лицо в судебной иерархии города, которое без спешки, но и без промедлений, продвигается к намеченной цели.
– Я должен подумать.
– Я жду вас завтра утром у себя. Вы назовете мне имя вашего фальшивого свидетеля.
* * *Несмотря на то, что банкет в честь нового старшего судьи прошел с большим успехом, Денес уже не вспоминал о роскошном празднике, послужившем укреплению его репутации. Он был занят тем, что пытался успокоить своего друга Кадаша, возбужденного до такой степени, что он начал заикаться. Расхаживая взад и вперед, зубной лекарь беспрестанно приглаживал непокорные пряди своих седых волос. Его руки покраснели от прилива крови, а сосуды носа готовы были полопаться.
Двое мужчин укрылись в самой удаленной части тенистого сада, подальше от любопытных ушей. Присоединившийся к ним химик Чечи уверял, что здесь их никто не услышит. Усевшись у подножия финиковой пальмы, маленький человечек с черными усами тоже старался успокоить Кадаша, хотя и разделял его панические настроения.
– Твоя стратегия приведет нас к катастрофе! – упрекал Денеса Кадаш.
– Мы придумали это втроем: использовать Монтумеса, обвинить Кема, чтобы таким образом нейтрализовать чрезмерную активность судьи Пазаира.
– Но мы провалились самым постыдным образом! Я не могу работать, потому что у меня дрожат руки, а вы запретили мне использовать небесное железо! Когда я присоединился к этому заговору, вы обещали мне высокий пост в управлении страной.
– Для начала – место старшего лекаря, которое сейчас занимает Небамон, – напомнил Денес, – а потом, возможно, и что-нибудь получше.
– Об этих мечтах можно забыть.
– Вовсе нет.
– Ведь Пазаир теперь старший судья и хочет организовать процесс, чтобы обелить Кема и выявить свидетеля обвинения, то есть меня самого!
– Монтумес тебя не выдаст.
– У меня нет такой уверенности.
– Он интриговал всю свою жизнь, чтобы занять этот пост; если он нас предаст, то приговорит сам себя.
Химик Чечи кивнул в знак согласия. Кадаш немного успокоился и решил выпить пива. Денес, который переел на банкете, поглаживал туго набитый живот.
– Верховный страж, – с досадой заметил он, – пустое место. Когда мы придем к власти, его надо заменить.
– Не надо торопиться, – тихо убеждал Чечи. – Полководец Ашер работает под прикрытием и достиг неплохих результатов. Скоро у нас будет великолепное оружие, и мы возьмем под контроль все арсеналы. Главное – не выдать себя раньше времени. Пазаир убежден, что Кадаш хотел украсть у меня небесное железо и, следовательно, мы – враги; о наших истинных отношениях он не догадывается и не догадается, если мы будем осторожны. Благодаря публичным заявлениям Денеса он верит, что главная цель военной верхушки – создание надежного оружия. Надо поддерживать в нем эту уверенность.
