Ле Галле - Капитан Сатана или приключения Сирано де Бержерака
Произнеся эти загадочные слова, Сирано весело повернулся на каблуке и снова уселся на свое место, к величайшему изумлению Роланда и судьи, недоумевавших перед таким хладнокровным отношением к окончанию всей этой истории.
— Прощайте, забудьте меня; жизнь моя погублена теперь навеки! — проговорил Мануэль, подходя к Жильберте; он хотел еще что-то добавить, но слезы подступили ему к горлу, и он, чтобы не разрыдаться, быстро выбежал из зала, сопровождаемый полицейским и солдатами.
— О отец, я люблю его! — воскликнула Жильберта, бросаясь в объятия отца.
— Тише, молчи, твои слезы оскорбляют графа! — ответил старик.
— Графа? Так что ж? Все равно я никогда не буду его женой!
— Нет, ты выйдешь за него. Помни, я дал слово, наконец, я так решил! — властно сказал маркиз.
В то время как из зала уносили потерявшую сознание Жильберту, а Бен-Жоэль и Зилла тихо уходили, провожаемые Ринальдо, тот, кого называли Капитаном Сатаной и который в продолжение этой сцены словно охранял свою репутацию, учтиво сидя в уголке, одним словом, наш друг Сирано приблизился к графу.
XIV
— Ну, друг Роланд, вы нанесли великолепный удар, а теперь ждите скорого отбоя!
— Дорогой Сирано, — отвечал граф, вставая, — я понимаю вашу досаду, но, к сожалению, я здесь бессилен; так уж увольте меня от извинений, которые мне вовсе не нужны, и оправданий, которые меня не переубедят.
— Граф, вы уж слишком предугадываете мои мысли, но на этот раз вы немного ошиблись. Немного терпения, я не хочу начинать этого разговора при ваших друзьях. Я уверен, что вы будете мне очень благодарны за эту осторожность.
— Я? Буду вам благодарен? — улыбаясь, переспросил граф.
— Да, вы. Но, повторяю, не будем возбуждать этого вопроса теперь. Скоро вы будете свободны и мы поговорим об этом откровенно… конечно, с вашего согласия.
— Если хотите, я могу сейчас же проститься с гостями.
— О нет, зачем, мне не к спеху, я обожду.
Час спустя новый замок графа де Лембра опустел: арест Мануэля прекратил веселье гостей и все поспешили разъехаться по домам.
— Пойдемте в мой кабинет, там нам удобнее будет говорить, — сказал граф, проводив последнего гостя.
Вернувшийся Ринальдо с канделябром в руке проводил молодых людей в кабинет графа. Войдя в комнату, Роланд отослал слугу и расположился слушать Сирано.
— Мы совершенно одни? — спросил Сирано.
— Да, но к чему эта таинственность?
— То, что я буду говорить, должно быть известно лишь вам: этого требует ваше достоинство.
— Мое достоинство?
— Да, ваше достоинство и самолюбие. Уверяю вас, лишь в ваших интересах я советую вам удалить любопытных. Мне же лично, да еще после того, что я только что слышал, положительно все равно, подслушивает ли нас кто-нибудь или нет.
— Но кто мог бы подслушивать нас, кого вы подозреваете?
— Ринальдо, который, как я заметил, посвящен во все ваши дела.
— Будьте покойны, никто не следит за нами. Итак, что вы хотели мне сообщить? Я вас слушаю.
Лицо Сирано, до сих пор выражавшее кроткое спокойствие, сразу вдруг преобразилось: глаза заблестели, губы искривились в надменной улыбке и он резко проговорил:
— Вы меня слушаете? Прекрасно, черт возьми! Так услышьте же прежде всего, что вы — подлец!
Роланд с бешенством бросился к Бержераку.
— Милостивый государь! — крикнул он.
— Потише, не так стремительно, дражайший граф! Не сердитесь, это может, во-первых, скверно повлиять на ваше здоровье, а во-вторых, вы потеряли право сердиться за подобные слова! — остановил Сирано, хватая его за руку.
— Бержерак, вы пьяны! Как вы смеете наносить мне подобные оскорбления!
— О нет, я не пьян. Вы прекрасно знаете, что я не пью; но вы-то сами испугались и теперь просто хотите себя успокоить.
— Я испугался? Интересно знать, чего мне бояться?
— Своих собственных проступков. Вы прекрасно видите, что я решил спасти Людовика, а спасти его — значит погубить вас.
— Опять этот Мануэль! Неужели мой слух вечно будут терзать этим именем? — спросил граф с досадой.
— О, черт возьми, ваши уши, как вижу, слишком требовательны и деликатны. Но дело не в этом. Итак, вы — подлец, — не подпрыгивайте, это мешает вам слушать, да, вы — подлец, и это убеждение явилось у меня благодаря тому, что я, слава тебе, Господи, вовремя понял всю вашу игру. Вам было неприятно появление брата, и вы решили избавиться от него, а также и от всех неприятностей, сопряженных с его прибытием в вашу семью; для этого вы выдумали эту глупейшую комедию, но вы забыли, что я еще существую и могу переменить роли. Поверьте, что если б только я захотел, вы бы на глазах у всех ваших гостей на коленях вымаливали у меня прощение за ваше предательство.
— Я — на коленях перед вами?! — злобно смеясь, переспросил Роланд.
— Да, у меня. Вы прекрасно знаете, что Мануэль — ваш брат. К чему вы теперь притворяетесь? Ведь нас же никто не слышит!
— Бержерак, прошу вас, оставьте этот разговор, он надоел мне до тошноты.
— От вас зависит сократить его.
— Но каким способом?
— Сознайтесь во всем и верните Людовику то, что принадлежит ему по праву.
— Людовик умер восемь лет тому назад.
— Слушайте, к чему эта комедия? Ведь вы отлично знаете, что он жив. Вы подкупили Бен-Жоеля, и за горсть золота он разыграл назначенную вами роль.
— Бержерак, вы ответите за эти оскорбления.
— Сколько угодно, но только немного погодя, теперь же поболтаем еще немного. Ну-ка, признайтесь, Роланд, у вас находится книга Бен-Жоеля?
— Ведь вы же слышали, как он признался, что книги этой не существовало?
— Она существует, но у вас ее нет, это я замечаю с величайшим удовольствием. К счастью, цыган — тертый калач! О, это тонкая штучка, и он не дастся черту в лапы. Но в таком случае книга эта будет у меня. Это уж как пить дать! Волей или неволей, а он отдаст ее мне наверняка. Уж будьте покойны!
Роланд сначала улыбался, но постепенно улыбка исчезала с его лица.
— Этот вопрос исчерпан, теперь поговорим о вас; кстати, я за этим именно и пришел сюда.
— Обо мне?
— Да, мой друг. Я, видите ли, хочу рассказать вам одну забавную историю, которая так интересна для рода Лембра, что ваш отец собственноручно описал ее всю.
— Мне ничего не известно об этой рукописи.
— И я бы предпочел, чтобы вам никогда не пришлось о ней слышать, но что же делать? Чем сильнее яд, тем крепче должно быть противоядие.
— Какое пространное вступление! Подумаешь, речь идет по крайней мере о чьем-нибудь смертном приговоре.
