Клара Моисеева - Звезды мудрого Бируни
– Твой старый мударис читал слишком мало. Как же он может судить об ученых трудах людей, которые изучали и наблюдали явления природы? Надо тебе сказать, что и три столетия до него тысячи таких же богословов знали только коран и проповедовали только эту незыблемую истину. И получилось так, что эта, на мой взгляд, сомнительная истина стала во главу познания всего сущего. Это прискорбно, друг мой.
«Воистину можно объять необъятное! – писал Якуб отцу, рассказывая о своих занятиях в доме великого ученого. – Ал-Бируни неутомим, он постоянно занят опытами и чтением труднейших книг, многие из которых мне недоступны, оттого что я не знаю другого языка, кроме арабского. Когда я думаю о том, сколь многие области наук пытается объять мой устод, я только диву даюсь. Представь себе, он хочет доказать невозможное – будто наша Земля движется! Я сам читал в трудах великого Птолемея, что Земля неподвижна, но мой уважаемый устод не согласен с ним. И вот мы занимаемся сейчас таким необычайным делом, о котором я даже боюсь тебе сказать. Мы должны определить величину наклона эклиптики. Для этого ал-Бируни давно уже построил специальный инструмент. Абу-Райхан уже дважды использовал его для наблюдений и дважды устанавливал время летнего и зимнего солнцестояния. Один раз устод вел свои наблюдения в городе Кяте. Но сейчас он уверен, что наши астрономические измерения будут более точными. Как только будет установлена величина наклона эклиптики, мы займемся исследованием векового изменения этой величины. Многое мне непонятно в этом деле, и я по ночам читаю книги ученых Багдада, Дамаска, Шираза и Александрии. Я не всегда решаюсь задавать вопросы моему устоду. Я вижу, как он углублен в свои занятия, и, право же, иной раз боюсь к нему подойти. Мне здесь трудно, отец, я не скрою от тебя этого, но я горжусь тем, что принимаю хоть малое участие в трудах великого Абу-Райхана. И, если хочешь, я признаюсь тебе – я, как праздника, жду опытов. Наука о камнях весьма привлекает мое сердце».
В другом письме Якуб писал:
«Отец, аллах милостив, и я понемногу прозреваю. То, что совсем недавно казалось мне непостижимым, сейчас кажется совсем простым и понятным. Особенно я увлечен опытами с драгоценными камнями. Недавно мы повторили опыт с изумрудами. Ты, наверное, слыхал о том, что при взгляде на изумруд у ядовитых змей выпадают глаза. Иные богатые люди для того и покупают этот драгоценный камень, чтобы не бояться ядовитых змей. Но теперь мой учитель убедил меня в том, что все это выдумки. Мы опоясывали змею изумрудным ожерельем, рассыпали перед ней драгоценные камни на подстилку, размахивали перед ней нитками изумрудов. Мы проделывали это и в жаркое и в холодное время, и ничего с ней не сделалось. Змея осталась при своих зорких глазах, и мы увидели, что камень изумруд вовсе не предохраняет от ядовитых змей и может лишь служить украшением. Я спешу тебе сказать об этом, отец, чтобы ты, продавая изумруды, никогда не говорил покупателю о свойствах камня, которыми он не обладает. А всемогущий аллах покарает невежд, которые говорят небылицы и наживаются на этом.
А еще я хотел сказать тебе, отец, что иной раз, когда я встречаю своих сверстников и слышу их беззаботный смех, мне вдруг становится грустно. Вчера я даже подумал, что уже состарился намного против этих молодых бездельников. И я почувствовал, что мне не хватает веселья. Должно быть, в семнадцать лет человеку положено смеяться, а мне через месяц минет семнадцать. Но я доволен своей судьбой и призываю милость аллаха на всех вас, близких мне людей. И еще грущу я о разлуке с вами».
– О чем ты призадумался, юноша? – услышал Якуб голос учителя, когда отложил лист желтоватой бумаги и калам, которым делал выписки из книги ал-Фараби. – Печаль коснулась тебя своим крылом, а ведь грешно печалиться, когда жизнь только начинается и все еще впереди. Ты чем-то огорчен?
– Я вспомнил о разлуке с родителями, и тревога ранила мое сердце. Уже скоро год, как я не видел их. Мне кажется, что глаза моей матери потускнели от слез.
– Зачем же сидеть в печали? Не лучше ли устранить ее?
Ал-Бируни был в добром настроении, и Якубу показалось, что даже голос у него какой-то необычно веселый.
– Вот что, юноша, – предложил Абу-Райхан. – На той неделе я буду занят делами хорезмшаха. Воспользуйся этим случаем – поезжай-ка ты в Бухару на несколько дней, утоли свою печаль и возвращайся веселым и довольным. Вот тебе мой совет!
ЗВЕЗДОЧЕТ НЕПРАВ
Через несколько дней Якуб уже входил в калитку знакомого с детства двора. Никто не ждал его, и никто не встретил у порога. Только серый осел Абдуллы, привязанный к изгороди, протрубил что-то.
Уж не приветствие ли это?
Якуб погладил ослика, поднял с земли только что упавшее с дерева румяное яблоко и весело закричал:
– Мир и благоденствие этому дому!
Тотчас же показалась Лейла, а вслед за ней и Мухаммад. На лицах родителей Якуб увидел и радость и недоумение.
– Ты внял моим мольбам, Якуб! – обрадовалась Лейла. – Я так тебя ждала!
– Не случилось ли чего? – забеспокоился отец.
– Устод сказал: «Утоли свою печаль», и вот я здесь. Что это ослик Абдуллы совсем отощал? Устод учил меня жалеть животных. А где Абдулла?
И, не дожидаясь ответа, Якуб тотчас же обратился к Мухаммаду:
– Знаешь, отец, я задумал выпросить у тебя для опыта те лалы, которые ты хранил в красной сафьяновой шкатулке. Они нам очень нужны. Ал-Кинди пишет, что если лал нагревать постепенно, а потом оставить тигель в печи, пока он не остынет, тогда огонь увеличивает его красноту и чистоту его цвета. Я бы хотел это проверить.
– Ты одержим, сын мой, – рассмеялся отец. – Ты готов сжечь целое состояние для того, чтобы что-то проверить. Но кто же даст для этого драгоценные камни? Я продал свои лалы, но должен тебе признаться, что при всей моей любви к тебе я бы не позволил их сунуть в печку. Это ведь богатство! Помилуй аллах, какие причуды!
– Для того чтобы постичь истину, нужны затраты. Я видел, как Абу-Райхан тратит на свои опыты все свое достояние, и я подумал, что тоже должен тратить.
– Но у тебя нет достояния, сынок, – возразил Мухаммад. – Я смогу дать тебе совсем немного. Да и нужны ли твоему учителю траты? Ему покровительствует сам хорезмшах…
– Я почти год пробыл в Хорезме, – ответил Якуб, – но ни разу и слова не слышал о щедрости Мамуна. Устод тратит на опыты все, что имеет, а достояние у него самое скудное… Как жалко, что ты продал лалы!
Ребячество и бескорыстие сына даже позабавили Мухаммада. Он видел, что Якуб всем существом захвачен своими благородными занятиями, и подумал, что при такой преданности делу сын непременно достигнет тех вершин знания, которых достиг Абу-Райхан.
