Юрий Шестера - Бизерта
Сейчас же надо было как-то обустраиваться на чужой земле, приспосабливаться к жизни на ней, чтобы выжить…
* * *Местные власти приняли эскадру довольно холодно. Да это и понятно. Ведь она прибыла из страны, пораженной красной духовной заразой. А как раз этой заразы французы и боялись пуще всего. Так, начальник службы безопасности в Бизерте доносил: «Поскольку из шести тысяч человек большинство пропитано коммунизмом, мне кажется необходимым укрепить предписанную службу политической безопасности, которая явно недостаточна». Во всяком случае, все офицеры эскадры были обезоружены.
Потому-то на кораблях и судах эскадры по мере их прибытия в Бизерту поднимались желтые карантинные флаги — никто не имел права в течение сорока суток съехать на берег, и никто не имел права подойти к ним. Полная изоляция от внешнего мира…
И уже 23 декабря 1920 года в одной из крупнейших газет «Тюнизи франсэз», издававшейся в Бизерте и отражавшей взгляды французских колониальных властей, была опубликована статья под заголовком «Русские Врангеля в Бизерте», в которой писалось: «Кто эти люди, мы не знаем. Среди них, возможно, есть элементы, особо опасные тем, что в состоянии спровоцировать столкновения с нашими войсками. Мы рекомендуем всем торговцам в Бизерте относиться к русским с осторожностью: какой валютой собираются они оплачивать свои покупки? Жаль, что Тунис не имеет достаточно сильного голоса, чтобы заявить о нежелании быть страной, на которую свалилась эта неприятность».
Что касается местного арабского населения, то постепенно первоначальная их настороженность к русским исчезла. И арабы, местные жители, подчеркивая присущую основной массе русских эмигрантов интеллигентность и образованность, стали называть их «ле рюс Блан» («белые русские»).
* * *А в это время разгорелась борьба за будущее кораблей Русской эскадры. Французское правительство вынашивало далеко идущие планы. Разрешив русским привести их в Бизерту, оно намеревалось под каким-либо предлогом отослать экипажи русских обратно в Россию, оставив корабли под надсмотром французских рабочих технических бригад, чтобы оценить стоимость приобретенного имущества. Особый же интерес для французов представлял новейший линейный корабль «Генерал Алексеев», большие нефтяные миноносцы и плавучая мастерская «Кронштадт».
В то же время адмирал Дюмениль, пользовавшийся большой популярностью у русских моряков, прекрасно понимал, что те надеются продолжать борьбу с большевиками, передав свои корабли в распоряжение будущего «Русского правительства за границей».
Морской префект в Бизерте адмирал Дарье сообщал в Париж: «Я видел адмирала Кедрова… По его словам, он никогда не слышал о предложении Врангеля отдать флот в залог Франции». Префект одновременно объяснял, что невозможно оценить корабли, пока они находятся у русских. С одной стороны, под предлогом «санитарных причин» они были поставлены в карантин. С другой стороны, адмирал Кедров принял меры, чтобы не допустить вмешательства французских техников, объяснив сразу же, что в его распоряжении находятся русские квалифицированные инженеры.
К тому же парижское министерство финансов проявило вполне серьезный интерес к будто бы находящемуся на одном из кораблей «золотому запасу правительства Юга России». Осторожные расследования привели, в конце концов, к «Кронштадту», на котором действительно «открыли» 275 миллионов бумажных рублей, не имеющих больше абсолютно никакой ценности.
* * *Как только «Гневный» стал на якорь на внутреннем рейде Бизерты, его командир тут же приказал спустить ялик на воду и, впрыгнув в него, направился к «Великому князю Константину». И когда тот еще только приближался к пассажирскому пароходу, с его борта раздался звонкий восторженный детский крик:
— Папа!!!
Степан Петрович, встав с банки* ялика во весь рост, снял с головы фуражку, приветственно помахал ею и приказал матросу:
— Греби, Плетнев! Греби!
— Есть грести, вашскобродь! — с готовностью ответил тот, налегая на весла. — Только бы вот ненароком весла не сломать! — озорно глянул он на командира.
И ялик стал рывками быстро приближаться к пароходу.
— Никак ваша дочка, вашскобродь? — натужно сделав очередной мощный гребок, понимающе спросил матрос. — Ксюша? — уточнил он после очередного гребка.
— Она самая, Плетнев, она самая, — благодарно улыбнулся капитан 1-го ранга. — Стало быть, запомнил мою стрекозу?
Тот удивленно глянул на своего командира:
— А как же, вашскобродь?! Ведь она же была любимицей всей команды нашего миноносца при переходе из Севастополя в Константинополь, — пояснил он.
Матрос лихо подвел ялик к трапу, и когда Степан Петрович нетерпеливо взбежал по нему на верхнюю палубу, буквально забитую пассажирами, к нему тут же кинулась Ксения.
— Здравствуй, папа! — радостно воскликнула она, когда тот подхватил ее на руки.
— Здравствуй, родная моя! — ответил Степан Петрович и обнял Ольгу Павловну, подбежавшую к ним.
Женщины, окружавшие их, не скрывали слез радости при виде встречи семьи командира «Гневного», за которым наблюдали с момента его выхода на рейд из канала. Как, впрочем, и каждого корабля, входящего на рейд Бизерты. Ведь «Константин» прибыл сюда первым из кораблей и судов эскадры, и его пассажиры с нетерпением и тревогой ожидали остальные, растянувшиеся в бурном море от Босфора до Туниса. «Когда же и мы увидим своих дорогих мужчин?!» — легко читался в их глазах немой вопрос.
— Как добрались, Степан Петрович? — несколько смущенно спросила подошедшая к ним супруга старшего офицера «Гневного», прекрасно знавшая, что старший офицер корабля не имеет права покинуть корабль в отсутствие его командира.
— С Божьей помощью, Софья Кирилловна! — ответил тот, галантно поцеловав ей руку. — Как только освобожусь и вернусь на «Гневный», то сразу же пришлю к вам Владимира Аркадьевича, который, как и я, с нетерпением ждет встречи со своей семьей. Но служба есть служба…
— Спасибо за заботу, Степан Петрович! — улыбнулась та, заметно порозовев от предчувствия уже скорой встречи с супругом. — И можете не беспокоиться — я прекрасно знаю основы флотской службы.
Степан Петрович, благодарно глянув на супругу своего ближайшего помощника, опустил Ксению на палубу.
— Ну что же, Ольга Павловна, приглашайте гостя в свою каюту, — улыбнулся он.
— Дорогого, очень дорогого гостя! — уточнила та, засветившись от счастья, и, взяв его под руку, прижалась к его плечу, в то время как тот держал за руку Ксению, которая с восторгом смотрела на отца.