Виктория Дьякова - Маркиза Бонопарта
– Вота она, матушка! Там это, Лизавета Григорьевна, фельдъегерь от государя тя ищет… – И, оглянувшись, замахал призывно рукой: – Сюды, сюды иди, служивый!
– Курьер от императора? – черные, точеные брови Потемкиной недовольно дрогнули. – Не успели приехать – уже второй. Александр торопит меня с возвращением, – пояснила она Орловой, направляясь к выходу. – Он не хочет, чтобы я долго оставалась при армии.
– Он знает, чего не хочет, – загадочно улыбнулась Анна. – Еще бы…
– А для меня это единственная возможность, – вернувшись на несколько шагов, вполголоса произнесла Потемкина, – быть рядом, и чтобы Он, – она выразительно указала взглядом туда, откуда вот-вот должен был появиться фельдъегерь, – чтобы Он не наблюдал за мной. Хотя ему, конечно, донесут… Прихвостней при штабе полным полно.
Полог палатки снова откинулся – на пороге возникла рослая фигура фельдъегеря в белом с иголочки мундире и черной треуголке. Наклонив голову, он прошел внутрь и произнес отчетливо и громко:
– К ее светлости княгине Елизавете Григорьевне Потемкиной от Его Величества государя российского Александра Павловича Первого – пакет.
В операционной палатке мгновенно наступила тишина. Доктора и раненые застыли в тех позах, в каких застало их громогласное сообщение.
Княгиня Потемкина, с трудом подавив улыбку, притворно строго нахмурила брови и, приняв письмо от посыльного, заметила ему:
– Нельзя ли потише, милейший? Здесь – раненые.
– Прошу прощения, – смутился тот, взглянув вокруг.
* * *Наступал вечер. Бой затихал – разрывы слышались все реже. Анжелика задремала в отведенной ей палатке, она так устала после всех происшествий. К тому же несколько часов, проведенных в операционной, окончательно измотали ее.
Когда раненого татарина-казака увели, на его место санитары принесли большого полного человека с серебряными эполетами на мундире, цвет которого трудно было разобрать – так обильно он был покрыт пороховой гарью. От запаха пороха, смешанного все с той же едва переносимой вонью гнилой крови, у Анжелики закружилась голова. Она разбирала бинты в корзине, уже плохо понимая, что и куда класть.
Нового пациента уложили на стол, и несколько докторов сгрудились вокруг него. Анжелика видела только ногу пациента – она часто, не переставая, дергалась лихорадочно. А потом появилась вторая нога – сплошь красная от крови. Доктора распороли сапог, и кровь полилась в деревянную кадку, подставленную санитарами… Все это Анжелика уже не могла выдержать.
Отбросив корзину с бинтами, она выбежала из палатки на воздух. Тошнота подступала у горлу, голова кружилась. Добежав до Звезды, маркиза уткнулась лицом в теплую конскую шею. Скорей бы уж уехать отсюда! Во французском лагере, находясь при ставке императора, она, конечно, не увидит ничего подобного – во всяком случае, Арман позаботится о ней и не позволит.
Из операционной палатки вышла Анна Орлова. Ни словом не упрекнув Анжелику, она предложила маркизе выпить вина и отвела ее в пустую палатку – отдохнуть. Наконец-то Анжелика осталась одна.
Лежа на шерстяном солдатском одеяле, которым для нее застелили постель, она вспоминала все, что произошло с ней. Мысли маркизы часто возвращались к Арману, к той краткой ночи любви, которую они провели вместе… Но усталость вскоре взяла верх, и Анжелика заснула, надеясь, что, когда проснется, путешествие по грустному и грозному русскому лагерю, который вовсе не походил на веселый в ее представлении французский, останется для нее позади. Она вернется к своим. К Арману…
– Маркиза, проснитесь, – кто-то осторожно тронул Анжелику за плечо. – Пора ужинать.
Только что во сне Анжелика видела цветы магнолии в саду Тюильри и черных лебедей в пруду, вокруг которого она любила прогуливаться, видела и Армана в парадном темно-синем мундире, скачущего к пруду по прекрасной аллее цветущих каштанов.
– Арман… – Маркиза протянула руку, еще не открывая глаз, и наткнулась… на что-то мягкое, чуть шершавое.
Испугавшись, она вскочила и открыла глаза: перед ней стояла Лиз Потемкина, а то, что так испугало маркизу, оказалось… всего лишь оторочкой на накидке княгини, опушенной мехом черно-бурой лисицы. Потемкина переоделась. Теперь под ее накидкой Анжелика увидела темно-лиловое бархатное платье с золотой вышивкой и жемчужное ожерелье в глубоком декольте. Черные волосы княгини были собраны в высокую прическу – их также украшали мелкие жемчужины.
– Командующий Второй армией князь Петр Иванович Багратион и я приглашаем вас, маркиза, отужинать с нами, – проговорила Потемкина, как будто не заметив смущения Анжелики.
– Но я не одета, – смутилась маркиза, оглядывая себя, – сообразно случаю. Мне неловко.
– Ничего страшного, – успокоила ее Потемкина. – Вы увидите сами. У нас – походный стиль. Вот здесь вода, чтобы умыться. – Потемкина указала на серебряное ведерко, стоящее рядом со входом на подставке. – И я приказала, чтобы вам принесли зеркало.
Большое овальное зеркало в широкой серебряной раме, водруженное на узком походном столике, оказалось прямо за постелью, и Анжелика обрадовалась: в зеркало она не смотрелась от самого Парижа.
– Приберитесь, я подожду снаружи, – кивнула Потемкина и вышла из палатки – длинный шлейф ее платья, мерцая вышивкой как чешуей, змеей скользнул за порог.
Наскоро умывшись и оправив волосы, Анжелика осмотрела себя в зеркало. Конечно, ей хотелось предстать перед русскими генералами в чем-то более привлекательном, чем лишенный всяческих украшений дорожный сюрко, но ничего не поделаешь – ее саквояж с лучшими нарядами из Прованса остался у французов.
Не желая причинять беспокойства долгими сборами, Анжелика поспешила к княгине. Та ожидала ее в открытой коляске, запряженной двойкой лошадей. Рядом с княгиней сидел ее сын. Там же, напротив Лиз, Анжелика увидела Анну Орлову.
Едва маркиза подошла к коляске, Лиз приветствовала ее легким наклоном головы и тут же сказала сыну:
– Александр, познакомьтесь с маркизой Анжеликой де Траиль, она прибыла к нам из Парижа.
Мальчик, конечно, удивился, но ничем не выдал себя. Он приподнялся и, церемонно поклонившись, предложил Анжелике руку. Княгиня Потемкина усадила маркизу рядом с собой. Так как стояла уже середина августа и вечерами холодало, княгиня предложила француженке накинуть палантин, обшитый бархатом и подбитый пушистым белым мехом, – несмотря на войну, потемкинский шик не изменял княгине.
– Трогай, – наклонившись, Лиз слегка стукнула кучера перчаткой по плечу, и коляска покатила.
Вечер стоял ясный – пороховой дым рассеялся, тучи разошлись, видно было далеко. На западе пылали яркие сполохи бивачных костров – много, тысячи!
