Ши Юй-Кунь - ТРОЕ ХРАБРЫХ, ПЯТЕРО СПРАВЕДЛИВЫХ
Вперед выступил детина в золотых латах и так рявкнул на Бао Сина, что тот от испуга проснулся в холодном поту. Как только пробили четвертую стражу, Бао Син поспешил в комнату Бао-гуна. На стуле сидел Ли Цай и дремал. Перед ним лежала записка. Бао Син прочел её и удивленно воскликнул:
— Как она сюда попала?
Ли Цай мгновенно проснулся.
— Я не спал! Не спал! — виновато бормотал он.
— Если не спал, то объясни, как попала на стол записка?
Тут послышался голос Бао-гуна:
— Какая записка? Дайте-ка взглянуть.
Прочитав, Бао-гун тотчас же велел позвать Гунсунь Цэ и, когда тот явился, протянул ему записку.
В записке говорилось: «В Тяньчанчжэне остерегайтесь убийцы. Выставьте служителей вдоль дороги. Задержите Пан Юя в лесу Дунгаолинь. Спасите добродетельную женщину в монастыре Гуань-инь. Будьте начеку!» Далее следовала приписка: «Женщину зовут Цзинь Юй-сянь».
А записка эта вот откуда взялась. Чжань Чжао из Мяоцзяцзи поспешил в Тяньчанчжэнь, узнал, что Бао-гун еще не прибыл, и отправился в Саньсинчлфнь. Там он проник в дом, где остановился Бао-гун, и оставил записку.
На следующий день Бао-гун прибыл в Тяньчанчжэнь и остановился в ямыне, приказав Гунсунь Цэ тайно выставить у входа двух самых расторопных служителей, которым велено было тщательно проверять всех входящих и выходящих. Четыре храбреца Ван Чжао, Ма Хань, Чжан Лун и Чжао Ху — ходили дозором вокруг дома, Гунсунь Цэ с Бао Си-ном и Ли Цаем находились в комнате господина.
Пока шли приготовления, наступила уже третья стража, но кругом царило спокойствие.
В это время по улице проходил ночной дозор, и через стену во двор упал свет фонарей. Чжао Ху быстро оглядел ограду, крышу, взглянул на большой вяз, росший возле дома, и воскликнул:
— Здесь кто-то есть!
Началась суета.
— Осторожно! Он прыгнул! — крикнул кто-то снаружи.
Затаившийся на дереве человек и в самом деле спрыгнул на крышу флигеля, а оттуда — на передний скат крыши главного строения.
— Стой! — крикнул Чжао Ху, устремляясь вперед, но в него полетела черепица.
Неожиданно злоумышленник взмахнул руками и сорвался вниз. Подскочил Чжао Ху и навалился на него. Подоспели остальные, отобрали у злодея кинжал, связали его и поволокли к Бао-гуну.
— Вот это истинный храбрец! — сказал Бао-гун, оглядев пленника, и обернулся к Гунсунь Цэ. — Развяжите его, учитель!
— Он пришел убить вас! Неужели вы собираетесь его отпустить?
— Мне нравятся храбрые люди, и я никогда не мщу им, — ответил Бао-гун. — Развяжите же его!
— Видишь, какую милость тебе оказывают! — сказал Гунсунь Цэ пленнику. — Как ты за это отблагодаришь?
С пленника сняли веревки, и тут только Ван Чжао заметил торчавшую в его ноге маленькую стрелу. Он подошел и вытащил ее.
— Как ваше имя? Кто вас послал сюда?
Обходительность Бао-гуна окончательно покорила пленника, и он с готовностью ответил:
— Меня зовут Сян Фу. Послал меня Пан Юй… — Он все подробно рассказал о замысле Пан Юя и добавил: — Не знал я, как велика ваша доброта! И сейчас испытываю перед вами стыд!
— Вы ни в чем не виноваты, — улыбнулся Бао-гун. — Прошу вас, когда встретитесь с Пан Юем, передайте, что я уважаю государева наставника Паи Юя и дорожу его дружбой.
Бао-гун приказал увести Сян Фу, перевязать ему рану, а сам позвал Ван Чжао:
— Выведешь злодея на улицу и у всех на глазах отпустишь. Потом нагонишь где-нибудь в безлюдном месте и вернешь.
Ван Чжао подал Бао-гуну стрелу:
— Это стрела Чжань Чжао — Храбреца с Юга.
— Вот оно что! — воскликнул Бао-гун. — Оказывается, это он нам помог!
Гунсунь Цэ между тем приказал Ма Ханю взять двух служителей и поспешить в монастырь Гуань-инь спасать Цзинь Юй-сянь. Чжан Лун и Чжао Ху были посланы в Дунгаолинь, чтобы на дороге перехватить Пан Юя.
Прибыв в монастырь, Ма Хань еще издали увидел у ворот паланкин и поспешил вперед.
— Опоздал ты, брат, — неожиданно услышал он совсем рядом, обернулся и узнал Чжань Чжао. — Я уже захватил паланкин, — пояснил Храбрец с Юга. — Но ты явился очень кстати.
Из храма вышла монахиня с какой-то старухой, как потом оказалось, женой Тянь Чжуна.
Старуха помогла Цзинь Юй-сянь выйти из паланкина, женщины обнялись и заплакали.
— Вы с госпожой останетесь здесь и будете ждать господина, — сказал старухе Храбрец с Юга. — Как только окончится суд, он приедет за вами. А вы, наставница, хорошенько прислуживайте госпоже, — обратился он к монахине. — Господин вас щедро отблагодарит.
Затем он повернулся к Ма Ханю:
— Поезжай назад, передай от меня поклон господину Бао и скажи, что вызывать в суд Цзинь Юй-сянь как свидетельницу не нужно, она благородная женщина.
Чжань Чжао удалился.
Тем временем Чжан Лун и Чжао Ху добрались до Дунгаолиня. Вокруг не было ни души.
— Неужели упустили негодяя? — встревожился Чжао Ху.
Пока они толковали, вдали показались всадники. Чжан Лун и стражники спрятались за деревьями. Как только всадники приблизились, Чжао Ху выскочил вперед и бросился плашмя на дорогу. Тотчас же из-за дерева появился Чжан Лун:
— Человека задавили! На помощь! — закричал он и схватил под уздцы коня Пан Юя. Тут на подмогу подоспели стражники.
— Как вы посмели задержать господина начальника! — с бранью обрушились на них слуги Пан Юя.
— Откуда нам знать: начальник он или не начальник, — крикнул Чжан Лун. — Задавил человека, так пусть отвечает!
— Погодите вы! — обратился к нему один из слуг. — Ведь это сын государева наставника. Немедленно отпустите его!
Тут с земли вскочил Чжао Ху и без лишних слов стащил Злодея с коня. Стражники надели на него кандалы.
Если хотите узнать, что было дальше, прочтите следующую главу.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Свершая казнь преступника, испытывает нож «голова дракона». Остановившись на ночлег в храме, встречается с матерью государя
Как только Пан Юя доставили в ямынь, Бао-гун распорядился снять с него кандалы и сказал:
— Я почитаю государева наставника как своего учителя, так что мы с вами почти что братья, но служба есть служба, и я хочу, чтобы вы вместе со мной выслушали жалобщиков, — тогда можно будет установить истину.
В зал ввели стариков, тех, что подавали жалобу в столице, — Тянь Чжуна, Тянь Ци-юаня, — а также похищенных Пан Юем женщин. Бао-гун всех по очереди допросил. Он не гневался, был настроен вроде бы миролюбиво, и это сбило Пан Юя с толку.
— Все это я натворил по собственному неразумию, господин, — обратился Пан Юй к Бао-гуну, — так что явите милость, будьте снисходительны.
