Александр Дюма - Королева Марго
Вернувшись к двум собеседникам, он подал стул Коконнасу и стул Морвелю, взял третий себе и сказал:
— Господин Морвель, все заперто, можете говорить.
На колокольне Сен-Жермен-Л’Осеруа пробило одиннадцать часов вечера. Морвель один за другим считал удары, раздававшиеся в ночи гулко и уныло, и, когда последний удар замер в воздухе, сказал, обращаясь к Коконнасу, совершенно обескураженному теми предосторожностями, которые предпринимали эти два человека:
— Месье, вы добрый католик?
— Ну конечно, — ответил Коконнас.
— Вы преданы королю?
— Душой и телом. Я даже считаю оскорблением, что вы мне предлагаете такой вопрос.
— Не будем из-за этого ссориться. Вы пойдете с нами?
— Куда?
— Это все равно. Предоставьте себя в наше распоряжение. От этого зависят и ваше благосостояние, и ваша жизнь.
— Предупреждаю вас, что в полночь у меня есть дело в Лувре.
— Туда мы и идем.
— Меня ждет герцог Гиз.
— Нас тоже.
— У меня особый пароль для входа, — продолжал Коконнас, считая обидным для себя делить честь приема у герцога с каким-то Морвелем и мэтром Ла Юрьером.
— У нас тоже.
— Но у меня особый опознавательный знак.
Морвель улыбнулся, вытащил из-за пазухи пригоршню крестов из белой материи, дал один Ла Юрьеру, один Коконнасу и один взял себе. Ла Юрьер прикрепил свой к шлему, а Морвель к шляпе.
— Вот как! — удивился Коконнас. — Значит, и свидание, и пароль, и знак — одинаковые для всех?
— Да, месье, лучше сказать — для всех верных католиков.
— Стало быть, в Лувре — торжество, королевский банкет, да? — воскликнул Коконнас. — И на него не хотят пускать этих собак-гугенотов? Хорошо! Здорово! Замечательно! Довольно с них, покрасовались!
— Да, в Лувре торжество, королевский банкет, — ответил Морвель, — в нем будут участвовать и гугеноты. Больше того — они-то и будут героями дня, они же и заплатят за банкет; так что если вы хотите быть на нашей стороне, мы начнем с того, что пойдем приглашать их главного бойца, или, как они говорят, их Гедеона.
— Адмирала? — воскликнул Коконнас.
— Да, старика Гаспара, в которого я промахнулся, как дурень, хотя стрелял из аркебузы самого короля.
— Вот почему, дорогой граф, я начищал свой шлем, вострил шпагу и точил ножи, — прошипел мэтр Ла Юрьер.
Коконнас вздрогнул и побледнел: он начал понимать, в чем дело.
— Как?.. Это правда? — воскликнул Коконнас. — Так это торжество, этот банкет… значит…
— Вы очень недогадливы, месье, — сказал Морвель, — сразу видно, что вам не надоела, как нам, наглость этих еретиков.
— Ага! Вы взялись пойти к адмиралу и…
Морвель улыбнулся и подвел Коконнаса к окну.
— Взгляните туда, — сказал он, — видите в конце улицы, на небольшой площади за церковью, отряд людей, который выстраивается в темноте?
— Да.
— У всех этих людей на шляпе такой же белый крест, как у мэтра Ла Юрьера, у вас и у меня.
— И что же?
— А то, что это отряд швейцарцев из западных кантонов под командованием Токно, а вы знаете, что эти господа из западных кантонов — королевские благожелатели.
— Так-так! — произнес Коконнас.
— Теперь посмотрите, вон там, по набережной, движется отряд кавалерии; разве вы не узнаете его начальника?
— Как же я могу узнать его? Ведь я приехал в Париж только сегодня вечером!
— Так это тот самый человек, с кем вы должны увидеться в полночь в Лувре.
— Герцог Гиз?
— Он самый. А сопровождают его бывший купеческий старшина Марсель и теперешний старшина Шорон. Оба они должны выставить свои отряды горожан. А вот идет по нашей улице и командир здешнего квартала; приглядитесь, что он будет делать.
— Он стучит во все двери. А что там такое на дверях, в которые он стучит?
— Белый крест, молодой человек; такой же, как у нас на шляпах. Прежде, бывало, предоставляли Богу отмечать своих и чужих; теперь мы стали вежливее и избавляем Его от этого труда.
— Да, куда он ни постучит, всюду отворяется дверь и выходят вооруженные горожане.
— Он постучится и к нам, и мы тоже выйдем.
— Но подымать столько народа, чтобы убить одного старика гугенота, — это… дьявольщина! Это позор! Это достойно разбойников, а не солдат, — возразил Коконнас.
— Молодой человек, — отвечал Морвель, — если вам не нравится иметь дело со стариками, вы можете выбрать себе молодых; гугеноты не такие люди, что дадут себя резать без сопротивления, и, как вам известно, они все, старые и молодые, очень живучи.
— Так вы собираетесь перебить их всех?! — воскликнул Коконнас.
— Всех.
— По приказу короля?
— Короля и герцога Гиза.
— И когда же?
— Как только забьют в набат на колокольне Сен-Жермен-Л’Ocepya.
— Ах, вот почему этот милый немец, служащий у герцога Гиза… как бишь его имя?
— Господин Бем?
— Верно. Вот почему он мне сказал, чтобы я бежал в Лувр по первому удару набата.
— Вы, значит, видели господина Бема.
— И видел, и говорил с ним.
— Где?
— В Лувре. Он меня и провел туда, сказал пароль и…
— Взгляните.
— Дьявольщина! Да это он!
— Хотите с ним поговорить?
— И даже не без удовольствия.
Морвель бесшумно отворил окно. В самом деле, это был Бем и с ним человек двадцать горожан.
— Гиз и Лотарингия! — произнес Морвель.
Бем обернулся и, сообразив, что обращались к нему, подошел:
— A-а, это фы, мессир Морфель.
— Да, я; кого вы ищете?
— Я ищу костиниц «Путефотный сфеста», чтоп претупретить некой монсир Коконнас.
— Это я, господин Бем! — вмешался молодой человек.
— A-а! Корошо! Очень корошо!.. Фы котоф?
— Да. Что надо делать?
— Што фам путет скасать мессир Морфель. Он топрый католик.
— Слышали? — спросил Морвель.
— Да, — ответил Коконнас. — А куда идете вы, господин Бем?
— Я? — смеясь, переспросил Бем.
— Да, вы.
— Я иту скасать слофешко атмиралу.
— Скажите ему два, на всякий случай, — посоветовал Морвель, — тогда, если он оправится от первого, то уж не встанет от второго.
— Бутте покоен, мессир Морфель, бутте покоен и тресеруйте мне корошо этот молотой шелофек.
— Да, да, не беспокойтесь, все Коконнасы по своей породе хорошие охотничьи собаки и чуткие ищейки.
— Прошшайте.
— Идите.
— А фы?
— Начинайте охоту, а мы подоспеем к самой травле.
Бем отошел, и Морвель затворил окно.
— Слышали, молодой человек? — спросил Морвель. — Если у вас есть личный враг, даже если он и не совсем гугенот, занесите его в список — между другими пройдет и он.
