Юлия Крен - Дочь викинга
«Так много воинов, – пронеслось у нее в голове. – И так много неба». Вообще-то окошко в карете было завешено шкурой, но Гизела сдвинула ее в сторону. Теперь же ей пришлось вновь задвинуть шкуру, чтобы никто не мог заглянуть внутрь.
– Нам… нам и правда пора сделать это, – сказала Гизела, теребя ожерелья. Она потянулась к своей спутнице, но девушка отшатнулась. – Эгидия, у нас осталось мало времени…
– Да, – перебила ее Эгидия, и ее голос сорвался на визг. – «Я буду любить то, что любишь ты, и ненавидеть то, что ненавидишь ты», – вот его вассальная присяга. Но прежде чем Роллон произнесет эти слова, граф Роберт, его будущий крестный отец, должен будет сказать королю, что советует ему стать сюзереном Роллона. «Ты не найдешь вассала благороднее», – скажет граф. И тогда он вложит руки Роллона в ладони короля. – Девушка передернула плечами. – Брат Гиларий не уверен в том, готов ли к этому Роллон, ведь эти северные варвары не имеют никакого представления об обычаях и о правилах приличия. Но если Роллон все сделает правильно, то король пообещает ему свою дочь и примет в свою семью. – Эгидия рассказывала об этом так, словно передавала Гизеле чьи-то слова.
Кто-то наверняка посвятил ее в подробности проходящей сейчас церемонии. Может быть, это сделала Фредегарда.
Рассказывая все это, Эгидия принялась лихорадочно раздеваться, словно после долгого промедления теперь торопилась закончить все как можно быстрее.
Гизела знала, почему Эгидия так спешит. Может быть, девушка была в отчаянии от ожидавшей ее судьбы, а может быть, была исполнена решимости обратить ситуацию себе на пользу. Как бы то ни было, Гизела последовала ее примеру: сняла пояс и накидку… и замерла. Она услышала какой-то звук, напомнивший ей то ли лай собак, то ли гортанный смех. Запахнув полы накидки, Гизела выглянула наружу. Воины, стоявшие вокруг повозки, не смеялись. Может быть, смех доносился из церкви? Но ведь это священное место, там нельзя смеяться.
И тут Гизела услышала не только смех, но и шаги.
– Оденься! – шикнула она на Эгидию.
Та поспешно скрепила плащ брошью. Когда дверца кареты распахнулась, Эгидия еще не успела надеть пояс, но брат Гиларий был слишком взволнован, чтобы обратить на это внимание.
– Какой позор! – в ужасе воскликнул он, с трудом забираясь внутрь. Брат Гиларий был низеньким и толстым, поэтому самостоятельно подняться на ступеньку ему было непросто, а руки ему никто не подал. – Какой позор!
– Роллон не принес клятву вассальной верности? – спросила Эгидия.
В ее голосе прозвучала надежда, и Гизеле стало не по себе. К тому же ее мучили угрызения совести. Да, это не она придумала план, по которому предстояло принести в жертву эту девушку, но когда мама рассказала ей о том, что можно сделать, у Гизелы не возникло никаких возражений.
Брат Гиларий покачал головой.
– Король и Роллон встретились в церкви, – возбужденно принялся рассказывать он. – И вначале все было хорошо. Роллон поклялся в верности Карлу. Карл ведь король народа, который верит в истинного Бога и следует законам своего повелителя. Да… Король после клятвы обратился к Роллону с такими словами: «Ты стал моим вассалом и получил от меня в лен землю, теперь же ты должен поцеловать ноги королю». – Гиларий отер пот со лба. – И тут Роллон вдруг говорит, мол, никогда он не преклонит коленей и не станет целовать кому-то ноги. – Монах замотал головой. – Какой позор! – вновь воскликнул он.
– И что теперь? Клятва недействительна? – нетерпеливо переспросила Эгидия.
– Нет, – проворчал Гиларий. – Его высокопреосвященство епископ Руанский обратился к Роллону, умоляя его выполнить ритуал и, невзирая на свои убеждения, поцеловать ногу короля. Так Роллон и сделал. Но только он не нагнулся к ступне короля, а поднес ее к своим губам, дернув его величество за щиколотку, да так сильно, что король упал на спину. Мало того, воины Роллона после столь грубой выходки своего предводителя не только не выразили стыда, но и позволили себе расхохотаться!
Гизела попыталась представить себе своего отца лежащим на спине. Она видела его смущенным, угнетенным, но ни разу не видела поверженным.
– Так клятва действительна или нет?! – завопила Эгидия.
Брат Гиларий перестал качать головой. Сжав губы, он рассказал девушкам, что король простил Роллону столь унизительное поведение. Более того, Карл пообещал ему защищать его графство, ведь Роллон после крещения станет не только его зятем, но и братом во Христе.
– Епископ Руанский, – закончил Гиларий, – был в столь приподнятом настроении, как будто ему удалось обратить в истинную веру не только Роллона, но и всех северян. «Словно сама земля помолодела, словно весь мир готов принять Церковь в сердце свое», – сказал его высокопреосвященство.
Гиларий, поднявшись, выбрался из кареты – также неуклюже, как и забрался в нее.
– Куда же вы? – крикнула Гизела ему вслед.
– Теперь вы находитесь под защитой епископа Руанского. Значит, вы уже не во власти короля. У его преосвященства есть много своих монахов, пускай они и сопровождают вас в ваших странствиях. Ничто не заставит меня остаться на земле, где язычник – да, пока он еще язычник! – швыряет на землю короля.
Гиларий оступился, потерял равновесие и сам чуть не упал, но все-таки устоял на ковре из зеленой травы. Небо было все таким же бесцветным и бескрайним.
Вскоре карета тронулась.
Обе девушки опять остались вдвоем, но теперь, в пути, переодеться было намного сложнее. Гизелу трясло, и она едва сумела расстегнуть брошку, скреплявшую полы ее накидки. Брошь выскользнула у нее из рук, накидка сползла, бутылочка с нюхательной солью упала на дно кареты.
Эгидия лучше справлялась с тряской. Не медля, она сняла и плащ, и платье. И чем больше она обнажалась, тем быстрее говорила. В карете было холодно, девушек знобило.
– Роллон неплохой человек, – захлебывалась словами Эгидия. – И не только потому, что он готов принять крещение. Ты слышала, что он сделал в Шартре?
Гизела не слышала.
– Он взял в осаду город, – продолжила ее спутница, – но потом епископ поднялся на городскую стену и показал врагу реликвию – ту самую рубашку, в которой Дева Мария родила спасителя нашего, Иисуса Христа. Увидев это, Роллон отдал своим солдатам приказ отступить.
Гизела вспомнила, что действительно слышала о битве Роллона под Шартром. Правда, ей рассказывали, что северянин потерпел там сокрушительное поражение и отступать ему пришлось вовсе не по собственной воле.
– И еще до того, как Роллон уехал со своей родины, – говорила Эгидия, – он увидел во сне отшельника. Святой старец предрек, что Роллону уготовано принять веру в Христа.
