Уилбур Смит - Ярость
– Спасибо, товарищ, – сказал Рейли. Капитан подошел к двери рубки и достал из ровных белых зубов черную трубку.
– Узнал, что хотел?
– Да, товарищ.
– Когда я буду нужен для следующего этапа?
– Через десять дней, – ответил Рейли.
– Ты должен предупредить меня по меньшей мере за двадцать четыре часа. Мне нужно получить разрешение департамента рыбной ловли на промысел в заливе.
Рейли кивнул.
– Я это предусмотрел. – Он посмотрел на нос траулера. – Твой корабль достаточно крепок? – спросил он.
– Не твоя забота, – усмехнулся капитан. – Корабль, который может выдержать южно-атлантические зимние бури, достаточно крепок для чего угодно. – Он протянул Рейли небольшую сумку с эмблемой авиалинии, в которой лежала гражданская одежда. – Значит, скоро встретимся, друг?
– Не сомневайся, товарищ, – негромко ответил Рейли и по трапу спустился на причал.
В общественном туалете у выхода из гавани Рейли переоделся и пошел на стоянку за таможней. У изгороди стояла старая «тойота» Рамсами, и Рейли сел на заднее сиденье.
Сэмми Рамсами, прилично выглядевший индус-юрист, специалист по политическим делам, оторвался от газеты «Кейп таймс». В минувшие четыре года он представлял Викторию Гама в бесконечном юридическом сражении с властями и сопровождал ее из Трансвааля во время последнего нынешнего свидания с мужем.
– Получил, что хотел? – спросил он, и Рейли небрежно хмыкнул.
– Не хочу ничего об этом знать, – сказал Сэмми Рамсами. Рейли холодно улыбнулся.
– Не волнуйся, товарищ, тебя это знание не обременит.
Следующие четыре часа, ожидая возвращения Виктории с острова, они молчали. Наконец она появилась, высокая, статная, в своем ярком кафтане и тюрбане, ведя ребенка. Цветные портовые грузчики узнали ее и приветствовали, когда она проходила мимо.
Виктория подошла к «тойоте» и села на переднее сиденье, посадив ребенка на колени.
– Он снова проводит голодовку, – сказала она. – Очень похудел и похож на скелет.
– Это сильно облегчит нам работу, – сказал Сэмми Рамсами и включил двигатель.
На следующее утро в девять часов Рамсами представил в Верховный Суд срочное прошение, с тем чтобы частный врач получил разрешение осмотреть заключенного Мозеса Гаму, а в качестве основания для прошения передал заверенные показания Виктории Динизулу Гама и местного представителя Международного Красного Креста, свидетельствовавшие об ухудшении физического и душевного здоровья заключенного.
Судья вынес постановление, обязывающее министра юстиции в течение двадцати четырех часов представить основания для отказа. Прокурор отчаянно сопротивлялся, но, выслушав дополнительные показания мистера Сэмюэля Рамсами, судья дал разрешение на осмотр.
В разрешении было названо имя доктора Четти Абрахамджи, того самого врача, который принимал сына Тары Кортни. Он работал консультантом в больнице «Грот-Шур». В сопровождении государственного районного врача доктор Абрахамджи приплыл на пароме на остров Роббен и в течение трех часов осматривал в тюремной больнице заключенного.
В конце осмотра он сказал государственному врачу:
– Мне это совсем не нравится. Пациент серьезно потерял в весе, он жалуется на несварение и хронические запоры. Не нужно говорить, что предвещают эти симптомы.
– Симптомы вызваны голодовкой пациента. На самом деле я советую применить принудительное кормление.
– Нет, доктор, – прервал его Абрахамджи. – Мне этим симптомы кажутся гораздо более серьезными. Я заказываю компьютерную томографию.
– Но на острове нет такого оборудования.
– Тогда его придется переместить для обследования в «Грот-Шур».
И опять прокурор возражал против разрешения перевезти заключенного с острова Роббен в больницу «Грот-Шур», но письменное заключение доктора Абрахамджи произвело на судью впечатление, и тот снова дал разрешение.
В условиях строжайшей секретности и безопасности Мозеса Гаму перевезли на материк. Никто, кроме непосредственно связанных с этим людей, не получил предварительного уведомления о перевозке: так удалось предотвратить демонстрации либералов и попытки прессы получить снимок патриарха борьбы черных.
Однако, чтобы обеспечить свободное использование больничного оборудования, самого доктора Абрахамджи пришлось предупредить за сутки, а накануне перевозки полиция окружила больницу. Коридоры и комнаты, через которые проведут заключенного, очистили от всех, кроме самого необходимого больничного персонала, обыскали всех в поисках взрывчатки или других незаконных приготовлений.
Из будки телефона-автомата в административном корпусе больницы доктор Абрахамджи позвонил Рейли Табаке в дом Молли Бродхерст в Пайнленд.
– Жду общества завтра в два, – просто сказал он.
– Ваш гость не должен покидать вас до темноты, – ответил Рейли.
– Можно устроить, – согласился Абрахамджи и повесил трубку.
Тюремный паром вошел в гавань в час дня. Все иллюминаторы были закрыты, на палубе стояли вооруженные надзиратели, и то, что они настороже, было заметно даже с носа траулера, где работал Рейли.
Паром подошел к причалу «А» – к своему обычному причалу. Здесь ждал бронированный тюремный фургон в сопровождении четырех мотоциклистов в полицейской форме и полицейского «лендровера». Сквозь защитные решетки «лендровера» Рейли видел шлемы и короткие стволы автоматов.
Когда паром коснулся причала, тюремный фургон развернулся и его заднюю дверь открыли. Вооруженные надзиратели, сидевшие внутри на скамьях, выпрыгнули навстречу заключенному. Рейли лишь на мгновение увидел высокую худую фигуру в тюремной робе; Мозеса ввели по трапу в ожидающий фургон, но даже через всю гавань Рейли видел, что волосы у Мозеса Гамы совершенно седые, что он в наручниках и что тяжелые кандалы мешают ему идти.
Двери фургона захлопнулись. Мотоциклисты окружили его; «лендровер» шел вплотную сзади. Все они устремились к выезду с пристани.
Рейли сошел с траулера. За главными воротами его ждала Молли Бродхерст. Они поднялись по нижним склонам Столовой горы туда, где ниже сосен и открытых лугов поместья Родса, под серыми скалами самой горы стояла больница – массивный комплекс белых стен и красной глиняной черепицы. Рейли тщательно проверил, сколько времени требуется для поездки от пристани до больницы.
По забитой машинами дороге они медленно подъехали к главному входу в больницу. Полицейский «лендровер», мотоциклы и бронированный фургон стояли на общественной парковке у ворот, ведущих в амбулаторное отделение. Надзиратели сняли шлемы и в расслабленных позах стояли вокруг машин.
