Идиллия Дедусенко - Тайна Нефертити (сборник)
— Tы не понимаешь меня, — прошептал он наконец.
— А она, конечно, понимала! — с вызовом сказала Кийа, и царь понял, на кого намекает новая царица.
— Она понимала, — тихо подтвердил Эхнатон и опустил голову.
В этот момент вошел гонец.
— Ну! — с надеждой почти крикнул Эхнатон. — Говори, где она?
— Ее нигде нет… В Фивах она не была.
Никто не произнес имени Нефертити, но все знали, что речь идет о ней. Общее молчание продолжалось несколько секунд, но всем показалось, что оно тянулось долгие часы. Наконец не выдержала Кийа, убежденная в том, что ее слова вполне разумны:
— Так даже лучше. Она поняла, что лишняя в нашей жизни и делать ей здесь уже нечего. Мы можем спокойно заняться своими делами.
— Спо-кой-но?! — вдруг закричал фараон. — Как я могу быть спокоен, если не знаю, где Нефертити?! Нет мне покоя! Нет мне покоя! Нет…
Он вскочил с кресла. Его вмиг посеревшее лицо и все тело содрогались, будто в сильнейшем ознобе, на губах обильно выступила пена. Фараон хотел сказать что-то еще, но лишь безмолвно шевелил губами, тараща глаза. Эйе и Пенту бросились к нему, но не успели подхватить его. Фараон упал на пол и замер. Подбежавший Пенту в испуге долго щупал пульс, тряс фараона, стараясь уловить хоть какие-то признаки жизни. Кийа, явно испуганная происходящим, стояла рядом и смотрела, как врач старается привести Эхнатона в чувство. Но Пенту, стоявший до сих пор на коленях перед лежавшим на полу фараоном, встал и сказал:
— Царь умер.
— Этого не может быть, не может быть! — закричала Кийа.
— Царь умер, — повторил Пенту.
Позвали слуг. Они занялись скончавшимся фараоном, его унесли. Эйе и Пенту стали о чем-то совещаться. На Кийю никто не обращал внимания. Вдруг вошли Сменхкара и Меритатон.
— Это правда? — в волнении обратился принц к Пенту. — Эхнатон мертв?
Ответил не врач, а Эйе:
— Правда. Фараон умер. Ты первый наследник, и трон по праву твой. Жрецы и министры скажут свое слово.
— Значит, египетский трон остается за нашей семьей? — уточнила Меритатон, которую, казалось, не сильно взволновали непонятное исчезновение матери и даже смерть отца.
Скользнув небрежным взглядом по лицу потускневшей Кийи, стоявшей молча, она впилась глазами в Эйе, понимая, что сейчас многое зависит от этого самого влиятельного вельможи страны.
— Да, это так, — подтвердил Эйе.
Все вышли, а Кийа еще какое-то время оставалась в зале: видно, несостоявшаяся царица раздумывала над своей судьбой. Всем было не до нее.
Хоронили Эхнатона в его недостроенной гробнице. Процессия была довольно скромной — Тейе, наследники трона, несколько царедворцев и жрецов храма Атона. Распоряжался всем Эйе. Позади носилок с вельможами, чуть в отдалении от процессии, слуги несли закрытые носилки. По тому, как легко они их держали, было понятно, что там, скорее всего, скрывается женщина. Кто-то заметил носилки, которые все время нарочно отставали от процессии, и от уха к уху пошел шепот: «Может, это Нефертити? Нет, наверное, Кийа». Как только саркофаг с фараоном, украшенный ажурным золотом, внесли в гробницу, загадочные носилки скрылись. Так и осталось тайной, кто в них находился.
Рабы плотно замуровали вход в гробницу с фараоном, чтобы никто не посмел нарушить его покой и не разграбил закрытые там ценности. Эхнатон даже после смерти не нарушил соглашения со жрецами Амона: он, как и обещал, ни разу за десять лет с небольшим, которые провел в новой столице, не выезжал из Ахетатона. И после кончины упокоился в пределах, обозначенных пограничными плитами.
* * * КомментарийВ литературе, как в художественной, так и в научно-популярной, очень редко упоминается период, когда царствовали Сменхкара и Меритатон. Однако в папирусах есть свидетельство того, что он длился не менее трех лет. Косвенным свидетельством их царствования является то, что на стенах храмов сбивалось имя Нефертити и заменялось именем ее дочери.
В египтологии до сих пор еще очень много загадочного. Например, точно неясно, действительно ли была найдена усыпальница Эхнатона и действительно ли там находилась именно его мумия. Некоторые ученые подвергают это сомнению, ссылаясь на то, что, по их заключению, найденная мумия принадлежала более молодому человеку (лет 23–24), чем Эхнатон, который предположительно умер в возрасте 33–34 лет. Саркофаг, заключенный в «ажурное» золото, сильно разрушился, и по нему трудно было сказать, кто в нем лежит.
Было еще одно обстоятельство, которое вносило путаницу. Воры часто «по свежим следам» находили захоронения царских особ, чтобы разграбить. Поэтому служители, которым были доверены высокородные мумии и их усыпальницы с огромными богатствами, нередко перемещали саркофаги из одной гробницы в другую, «запутывая следы». В этот процесс могли вмешаться какие-то неожиданные обстоятельства, и мумия оказывалась не в своей гробнице, а в чьей-то еще, где ее потом и находили. Требовалось много времени и усилий, чтобы обнаружить несовпадение между усыпальницей и ее «хозяином» или «хозяйкой». У саркофага Эхнатона, видимо, была подобная история.
Эпилог
На совещании с министрами провозглашенный новым фараоном Сменхкара заявил, что он не желает больше оставаться в городе, проклятом богами.
— Посмотрите, — говорил он, — даже колонны храмов и царских дворцов постоянно осыпаются.
— Ничего удивительного, — отвечали ему. — Они, как и все остальное, построены из необожженной глины, и мраморная облицовка не в состоянии удержать это разрушение.
— Строили быстро, наспех, — вторили другие. — Город, построенный всего за три года из такого непрочного материала, не может стоять вечно.
Мнительный и болезненный Сменхкара, по-видимому, не хотел признаться открыто, что его, к тому же, пугает воспоминание о разыгравшейся здесь трагедии и что он не хочет больше поклоняться богу, придуманному прежним фараоном, что ему неприятно огромное количество статуй Эхнатона, заполнивших здешние храмы. Скорее всего, его поддержали Эйе и Хоремхеб, имевшие большую власть над всеми остальными, и царский двор вернулся в старую столицу — Фивы. А покинутый Ахетатон быстро разрушился до основания, так что через несколько лет от него и следа не осталось.
Меритатон, как и хотела того, стала царицей Египта. Но и ей и царю не удалось даже на миг приблизиться к той славе, какой пользовались Эхнатон и Нефертити. Может быть, уязвленное самолюбие руководило молодой царицей, но на многих каменных надписях стали сбивать имя Нефертити и заменять именем ее старшей дочери. Как не раз замечал Эйе, у трона слишком тесно, чтобы два имени стояли рядом.
