Бернард Корнуолл - Рота стрелка Шарпа
— Открой дверь.
Хейксвеллу он бросил:
— Убирайся. Лучше всего, если к французам. Семнадцать километров, и ты сможешь примерить новый синий мундирчик. Окажи родине милость, Обадия, дезертируй!
Голубые буркалы тупо смотрели на Шарпа:
— Разрешите идти, сэр?
— Вон!
Харпер приоткрыл дверь. Он чувствовал себя обворованным. Когда Хейксвелл доковылял к нему, Патрик смачно харкнул тому на бок. Хейксвелл негромко запел: «Его папаша был ирландцем, а мамка — жирною свиньё…»
Первый тычок Харпера он отбил. Они находились в одной весовой категории, но Хейксвелл не оправился от взбучки, заданной ему Шарпом. Обадия лягнул противника, промахнулся и закрыл голову руками, защищаясь от серии ударов. Ох, и здоровая же скотина этот ирландец!
— Остановись! — голос принадлежал Шарпу.
Но Харпер бил снова и снова, пока Шарп не оттащил его:
— Я сказал, остановись!
Полуослепший Обадия махнул наобум кулаком, целя в ненавистную зелёную униформу. Шарп отступил на шаг. Подняв ногу, он пнул мерзавца в брюхо. Тот вылетел сквозь дверной проём на двор и плюхнулся в лужу конской мочи. Шарп посмотрел на Харпера. Ирландец выглядел невредимым, но его взгляд, полный удивления и неловкости, был направлен не на Хейксвелла, а куда-то выше.
Шарп повернулся. Во дворе было тесно от охотничьих собак. Часть их, восторженно виляя хвостами, окружила Хейксвелла, валяющегося в жёлтой вонючей луже. Среди псов на изящной чёрной лошади сидел старший офицер. На его лице под двууголкой было написано крайнее отвращение. Всадник поднял серые глаза с перепачканного кровью Хейксвелла на Шарпа. Рука сжала кнутовище. Одет незнакомец был, как франт. Ему, подумал Шарп, больше пошла бы мантия судьи, чем мундир военного. Умное холодное лицо. Такой, не медля, бросится в гущу бунтовщиков с саблей наголо.
— Полагаю, вы — мистер Шарп?
— Так точно, сэр.
— Жду вас в полдвенадцатого у себя с докладом.
Окинув взглядом всех присутствующих: Шарпа, ирландца, девушку с тесаком, он стегнул рысака и умчался прочь. Собаки оставили в покое Хейксвелла и поспешили за ним. Незнакомец не представился, но в этом не было нужды. Через лужу мочи, во время свары за женщину, Шарп познакомился со своим новым полковником.
ГЛАВА 9
— Разлука не вечна, Ричард. Ты знаешь, как меня найти?
— Дом Морено, переулок за собором.
Она улыбнулась ему из седла:
— И два апельсиновых дерева перед домом.
— Ты будешь в порядке?
— Конечно. — Тереза бросила взгляд на португальских часовых, открывавших тяжёлые створки главных ворот, — Мне пора, Ричард. Будь счастлив.
— Постараюсь. — он выдавил улыбку, но следующая фраза всё равно прозвучала неуклюже, — Поцелуй крошку от меня.
— Ты сам это сделаешь.
И она уехала. Стук копыт затих в тёмной норе крепостных ворот. Он остался один. То есть, не совсем один — был Харпер, но Шарп чувствовал себя одиноко. Он верил, что Тереза будет в безопасности. Купцы всё ещё торговали с Бадахосом, их караваны тянулись в город с севера, востока и юга. Тереза объедет Бадахос по дуге и, присоединившись к такому обозу, благополучно вернётся в свой домик с двумя апельсиновыми деревцами. Семнадцать километров — прогулка, но для Шарпа они были, как дорога на край земли.
Харпер нагнал его. Выглядел он виновато:
— Простите, сэр!
— Да брось…
Сержант вздохнул:
— Вы хотели бы произвести на нового полковника более благоприятное впечатление… Простите.
— Ты тут ни причём. Я должен был прирезать ублюдка в конюшне.
Харпер оживился:
— Верно. Хотите, я исправлю ваш огрех?
— Нет. Только я и только на людях.
Они шли мимо бычьих упряжек, тянущих телеги, доверху набитые лопатами, габионами и здоровенными балками для постройки орудийных платформ. В Элваш усиленно свозились осадные принадлежности, хотя сами пушки тащились по разбитым дорогам от реки Тагус, неся надежду на новую брешь, и на новую «Форлорн Хоуп».
— Э-э, сэр. — Харпер был робок, как монашек.
— Да!
— Это правда?
— Что именно?
Ирландец смотрел в сторону:
— Болтают, что вы потеряли роту, а новый капитан — мальчишка из 51-го.
— Не знаю, Патрик.
— Ребятам это не понравится, сэр.
— Чёрт! Ребятам надо меньше полоскать языком!
— Спаси, Господи, Ирландию!
Дорога к центру города поднималась под крутым углом. Некоторое время оба молчали, сохраняя дыхание.
— Значит, это правда. А вы говорили с генералом?
Шарп поморщился. Конечно, мысль такая ему в голову приходила, но он сразу от неё отказался. Да, когда-то Шарп спас Веллингтону жизнь, но не собирался превращать этот долг в рог изобилия для себя. Он кровью заработал капитанство, Уэлсли написал представление. Не вина командующего, что представление не было утверждено, а пройдоха — судейский незаконно продал патент приятелю. Такие вещи случались постоянно:
— У пэра нет времени подтирать мне сопли, Патрик.
Харпер со злости походя врезал кулаком по ближайшей стене, всполошив дворнягу:
— Поверить не могу! Они не могут так с вами поступить.
— Могут — не могут, поступили же.
— Идиоты! — Харпер секунду поразмыслил, — А если перевестись?
— Куда?
— Обратно к стрелкам.
— Это ничего не даст. Офицерья у стрелков с избытком.
Харпер помедлил:
— Сэр, можете мне кое-что пообещать?
Шарп улыбнулся:
— Догадываюсь и обещаю.
— Святый Боже! Я не хочу оставаться в этом полку без вас, а на новом месте вам будет нужен здравомыслящий человек вроде меня.
Дойдя до офицерского дома, они расстались. Шарп остановился в арке ворот и взглянул на небо.
Огромная туча накрыла Элваш своей тенью. Будет дождь.
— До встречи в четыре, Патрик.
В четыре новый полковник устраивал смотр своему воинству.
— До встречи, сэр.
Шарп не знал, на месте ли Уиндхэм. Задержавшись в передней, стрелок бездумно рассматривал ряд чистых новеньких киверов на стойке. В столовую идти не хотелось. Безмолвное соперничество с Раймером, сочувствие товарищей-офицеров — только не сейчас. Над строем головных уборов висела большая мрачная картина. Она изображала сожжение какого-то святоши в белой сутане. Судя по энтузиазму, с которым солдаты подбрасывали хворост в его костёр, бедняга успел им изрядно надоесть своими занудными проповедями. Взгляд у мученика был отрешённый, но, вместе с тем, в нём таилось некое торжество. Было видно, что ему пришлось немало потрудиться, чтобы добиться этой казни. Шарп от души надеялся, что когда огонь разгорится, ублюдку будет больно.
