Марина Алексеева - Пираты Короля-Солнца
Гримо опустил голову. Рауль слегка покраснел, упрекая себя за то, что так невежливо говорил с Гримо. Но и старик хорош! О чем он осмеливается петь, на что намекает! Не зря, видно, Атос когда-то велел ему помалкивать. Этот болван Гримо пытается его развеселить, но, сам того не ведая, сыпет соль на рану. 'Соль на ране' — любимое выражение Сержа де Фуа, которое бард употреблял, когда речь заходила о м-ль де Монпансье. И если госпожа совесть советовала Раулю извиниться перед Гримо в какой-нибудь мягкой форме и дать старику отвести душу, он свою госпожу совесть не послушался.
— Гримо, оставь меня, пожалуйста. Иди, погуляй.
' Охо — хо-нюшки…, — очень тяжело вздохнул добрый Гримо, — Иди, погуляй… ' — именно этими словами Рауль десять лет назад выпроводил Оливена, чтобы доверить ему, Гримо, запрещенную цензурой 'Мазаринаду' Поля Скаррона. Теперь и он стал лишним. Книга, в которую Рауль вложил письмо, внезапно упала — наши герои находились в каюте, и корабль слегка покачивало. Гримо поднял выпавший пакет.
— Хотите, съем? — с улыбкой спросил он. Этими словами Гримо предлагал хозяину "перемирие".
— Мой друг де Гиш написал мне более объемное послание, нежели то, что матушка Арамису в Ла Рошель.
— Я хотел сказать, что…
— Письмо такого же политического значения, как то, что скормил тебе граф де Ла Фер? Успокойся. Не те времена. Конечно, я его уничтожу — де Гиш сам просит об этом, но не таким диким способом. Я его просто-напросто сожгу, только еще раз перечитаю. Ты прав, Гримо. Спасибо, старина.
Гримо отправился 'погулять' , по совету хозяина. Отчасти избавившись от упреков совести, Рауль склонился над гитарой. Он хотел было подобрать сопровождение к песенке де Гиша… 'Заговоры с целью захвата власти будут еще довольно долго. Ах! Уберечься бы от напасти ради невыполненного Долга!..Так и живешь, хоть плачь, хоть смейся, то Ланселотом, а то Шекспиром. Господи! Долго ль еще злодейство будут брать верх над нашим миром?! Нам ведь нельзя с тобой, приятель, где-то в степи лежать убиту… '[5]
…Но со вздохом отложил гитару. Не то было настроение! Как-нибудь в другой раз, решил Рауль.
Он проиграл было мелодию прощальной песни Сержа, но слова запомнил не все, хотя яркие образы врезались в его память, песню Сержа он слышал впервые — это было, видимо, нечто новое в репертуаре барда, ибо последний регулярно знакомил друга со своими произведениями. А что за песня без слов? Так, машинально перебирая струны, Рауль вспомнил одну очаровательную английскую народную песню, мелодия которой восходит чуть ли не ко временам Робин Гуда, а по другой версии, она родилась в незапамятные времена в Ливерпульской гавани. А в веселой Англии у Рауля было очень много знакомых. 'До-ре-ми-ми-ми-ми-ми, фа-ми-ре-до-до-соль-до…до, си, ля, до-ре-до-си-ля-соль… '[6]
Уточнив мелодию, добавив бемоли, Рауль подумал о прочитанном письме и…запел совсем не то, что могли бы от него ожидать все посвященные в историю его любовной катастрофы.
Анжелика де Бофор, фрондерская принцесса,
Краше в целом мире не найти.
Лишь во сне я называл тебя своей невестой,
Но у нас расходятся пути…
Теперь он не с таким раздражением вспомнил свой сон в Вандомском дворце, когда ему приснилась свадьба с Бофорочкой, и это привело его в ужас. Этот старый-престарый сон де Гиш сейчас ему и припомнил. Но Великий Магистр иоаннитов уже, наверно, получил его письмо, и Командор Гастон де Фуа дал очень любезный ответ, а Бофорочка поторопилась объявить всему Парижу, что выйдет замуж только за Шевалье де Сен-Дени! 'Лишь в мечтах я называл тебя своей невестой, но у нас расходятся пути' . Какое тут замужество, если 'Шевалье' не сегодня-завтра облачится в рыцарский плащ с восьмиконечным крестом, как ни старалась воспрепятствовать этому аббатиса монастыря Сен-Дени, тетушка Диана…
Анжелика де Бофор, фрондерская принцесса,
Не вернутся нашей Фронды дни!
Никогда ты не узнаешь — пусть меня повесят! —
Как тебя любил твой Сен-Дени!
И еще ему вспомнилась златокудрая Анжелика на портрете в медальоне, который Бофор вручил ему в Вандомском дворце. Когда Рауль собрался уходить и положил талисман перед герцогом, Бофор почему-то сказал: 'Оставь себе' . И, когда Рауль смотрел на Анжеликин портрет — а за это время он нет-нет, да и открывал подарок его светлости, ему все время казалось, что упрямая Анжелика говорит: 'Нет-нет, этого мало, придет день, и ты будешь умолять меня сказать 'да' , от которого зависит твоя жизнь, запомни, это тебе говорит Анжелика де Бофор' .
Анжелика де Бофор, упрямый ангел Фронды,
Пальмы ветка, колос золотой!
Позабудь меня скорей, мятежного виконта,
Герцогине — бал, виконту — бой!
Тогда, в Париже, я был увлечен, думал Рауль, почти влюблен. Но тогда мы находились в отчаянной ситуации, то банда придворных, то стычка с повстанцами Роже де Шаверни, и все время угроза того, что мы попадемся полиции, и брат короля опознает меня, а 'оскорбление величества' — это смертный приговор без всяких апелляций. Тревога за наше будущее обострила все чувства. Наверно, это была только вспышка. А теперь, сейчас, что бы я делал, если бы сюда внезапно явилась Анжелика де Бофор?! Теперь, когда все вроде пока так спокойно, и мы в относительной безопасности, учитывая отсутствие пиратов и ураганов. Рауль проиграл мелодию уже без слов — мысль эта так его ошарашила, что и слов не нашлось для продолжения. В дверь настойчиво постучали. Ритм ударов напоминал песню "Фрондерский ветер' .
— Кто там еще? — раздраженно спросил Рауль.
— Свои! — отвечал чей-то звонкий голосок.
— А все-таки?
— Это я, господин виконт. К вам можно?
— Заходите! — сказал Рауль, припомнив голос нового пажа Бофора.
Дверь открылась. На пороге стоял паж герцога, шевалье Анри де Вандом.
3. 'ГЕРЦОГИНЕ — БАЛ, ВИКОНТУ — БОЙ!
Анри де Вандом приветствовал виконта любезным и грациозным поклоном, почтительно сняв свой голубой бархатный берет. Именно так в годы Фронды Ангелочки принца Конде раскланивались перед маленькой Бофорочкой и прочими прекрасными дамами. Но господин виконт не соизволил даже привстать навстречу пажу. Он как валялся с гитарой, полулежа на своей постели, так и продолжал валяться, даже гитару из рук не выпустил. Анжелике, привыкшей к тому, что при ее появлении молодые люди раскланиваются и не садятся, пока она не предложит, такое поведение виконта показалось ужасным. Правда, на ней был костюм пажа, и Рауль, правая рука главнокомандующего, совершенно не обязан был оказывать такой мелочи, как паж Анри де Вандом, знаки внимания. Анри де Вандом растерялся.
