Александр Кердан - Крест командора
Кириллов поморщился:
– Да, немало было хлопот с атаманом. И отряд ему дали в четыре сотни сабель, и право взимать ясак со всех племен, пожелавших встать под руку матушки-императрицы. Денег, я вам доложу, затратили немало, ан толку никакого не добились. Не зря, вероятно, некоторые из его же сотоварищей называли сего атамана изрядным плутом. Впрочем, о мёртвых плохо не говорят… – Кириллов перехватил недоумённый взгляд Беринга и пояснил: – Третьего дни пришла весть, что Шестаков убит. Была стычка с немирными чукчами. Якутский воевода сообщает, что из-за дурного нрава покойного атамана тамошние племена против нас стали настроены так, что ни о каком ясаке теперь и говорить не приходится…
– Печальная новость… – сказал Беринг, хотя было заметно, что известие о смерти Шестакова у него особой скорби не вызвало.
– Не будем сводить счеты с покойным, лучше сравняемся с ним по счетам и простим… – задумчиво произнёс Кириллов и перекрестился.
Они некоторое время помолчали. Словно оправдываясь, Беринг сказал:
– На Шестакова я зла не держу, ваше превосходительство. Однако и забыть не могу, какую смуту своими вымышленными картами он в умах посеял, и в Академии наук, и в Адмиралтействе… Мнится мне, что сия смута, произведенная в головах, будет пострашнее, нежели казённые протори и даже само кровопролитие.
Кириллов понимающе кивнул:
– Верно. Смута в головах – явление куда как страшное, ибо от оной и денежные растраты, и утраты людские учиняются. Что тут скрывать! С этой смутой и пришлось мне, грешному, перво-наперво разбираться. И вспоминать неохота, сколько аргументаций потребовалось, чтобы токмо сенатора Ушакова переубедить в его упорстве по поводу вашей экспедиции, я не говорю уже об их сиятельстве графе Остермане, у коего всегда и на все своё особое мнение…
– Ваше превосходительство, скажите, ради бога, как мне вас отблагодарить? – простодушно спросил Беринг.
– Что вы, господин капитан-командор? – тут же посуровел Кирилов. – Я мзды не беру. Сие дело полагал и полагаю полезным моему Отечеству. Потому и ратовал за него!
Беринг покраснел, как юноша.
И Кириллов примирительно улыбнулся:
– Ну, не сердитесь, мой друг! Я не желал вас обидеть. Знаю, знаю, что ни о каких посулах вы речь и не вели. Более того, вижу в вас радетеля государственным интересам, а не корыстолюбца. Посему и оказал вам сикурс[17] и о деле, какое вы затеяли, хлопотал. Впрочем, – тут улыбка Кириллова стала еще лучезарней, – я не такой уж бессребреник…
Беринг непонимающе уставился на него.
Кириллов выдержал паузу, прежде чем произнес:
– Я ведь, господин командор, с младых ногтей в сенатских кабинетах обретаюсь. Давно мечтаю сам отправиться в путешествие. Но токмо не на восток, а на юг. Ваша камчатская экспедиция представилась лучшим поводом, чтобы обратить внимание Её Величества на наши южные границы. Все предпосылки для этого налицо. В прошлом году императрица подписала жалованную грамоту хану Младшего жуза[18] Абульхаиру. Он обязался верно служить России и исправно платить ясак. Думаю, иной счастливой возможности раздвинуть рубежи империи в киргиз-кайсацких степях долго ещё не представится. Говоря словами Петра Алексеевича, понеже фортуна скрозь нас бежит, блажен, кто хватает её за волосы. Вот потому-то, готовя ваш проект, не преминул я уповать и о своем деле. Постарался убедительно изложить Её Величеству все пропозиции, растолковать, что благодаря быстрым действиям мы сможем утвердиться на древнем караванном пути в Бухару и Ташкент, получить доступ к серебряным рудникам и драгоценным камням Бадахшана… А командовать сим походом попросил доверить мне.
– Что же решила государыня?
Кириллов внимательно поглядел на Беринга и покачал головой:
– Концепт находится на высочайшем рассмотрении. И как скоро будет получена резолюция, одному Господу известно, да ещё, может, их сиятельству графу Бирону. Он обещался помочь и при благоприятном случае, надеюсь, своё обещание исполнит.
– Верю в ваш сукцесс[19], Ваше Превосходительство!
– Благодарю и в свою очередь радуюсь вашим удачам. Хотя, должен предупредить: вам, господин капитан-командор, еще предстоит немало трудов, прежде чем вы в путь отправитесь. Телега нашей канцелярии, увы, весьма медлительна. Пока разошлют по департаментам копии высочайшего указа, пока согласуют расходы на экспедицию в высших инстанциях, пока составят реестр и наберут служителей, не один месяц пройдет! И это, заметьте, в столице, где от ведомства до ведомства – рукой подать. А уж как вы там, в сибирских губерниях, будете требовать исполнения сих распоряжений, я ума не приложу. По опыту знаю: самые благие распоряжения Сената, покуда дойдут до какого-нибудь воеводы, а от него к бургомистру, а от того – к писарю, так могут измениться, что и не узнаешь. И ничего с этим не поделаешь: Россия-матушка так устроена…
– Что же вы посоветуете, ваше превосходительство?
– Не впадать в дисперацию[20]. Терпение, мой друг, терпение! У нас говорят, и вода камень точит. У вас же на руках, командор, нечто более существенное, чем вода. Вот он, императорский указ! – Кириллов торжественно потряс пергаментом.
Беринг склонил голову перед высочайшим рескриптом.
– В честь сего знаменательного события решили мы с Анной Матвеевной устроить званый обед, ваше превосходительство. В ближайшее воскресение пополудни. Просим вас, нашего благодетеля, оказать нам честь своим присутствием.
Кириллов скосил глаза на свой округлый живот и, хохотнув, ответил:
– О, чревоугодие – мой страшный грех. Вот уж от чего никогда в жизни не мог отказаться, так это от подобных приглашений. Так что, господин капитан-командор, буду у вас пренепременно. Так и передайте вашей обворожительной супруге…
3Все-таки непостижимые создания – женщины! С чего бы тридцатипятилетней красавице командорше, матери двух очаровательных малышей и хозяйке замечательного дома, жаловаться на судьбу? А вот, поди ж ты, поселилась в душе чёрная жаба недовольства и собой, и супругом, и домом, и детьми! Поселилась и не даёт дышать, радоваться миру! Квакает себе одно и то же, как только посмотришься в зеркало:
– Стареешь, стареешь, жизнь проходит мимо…
Что и говорить, недовольных судьбою на белом свете немало, а вот как переменить долю к лучшему, большинство не ведает…
К числу таковых бестолковых Анна Матвеевна, супруга капитан-командора Беринга, себя никогда не относила. Она, урождённая Анна Кристина Пюльзе, всегда умела устраивать свою жизнь. Выросшая в семье Матиаса Пюльзе, богатого выборгского бюргера, владельца морского судна и лесопилки, торговавшего солодом, зерном и шнапсом в Ревеле и Нарве, она с раннего детства уяснила, что бедность – это страшный порок, настоящее господнее наказание. Протестантская вера утверждает, что богатых любит Бог. А у благовоспитанной девушки есть один только путь стать богатой – удачно выйти замуж. Памятуя об этом, Анна Матвеевна уже в шестнадцать лет сама подыскала, как ей казалось, достойного претендента на свое пылкое сердце и нежную пухлую ручку.
