Джайлс Кристиан - Ворон. Сыны грома
Когда все приготовления были закончены, старый жрец обозрел площадку и, удовлетворенно фыркнув, велел мне идти за «тухлыми свиными потрохами», подразумевая Маугера, Эльдреда и других саксов.
Я нашел противника Сигурда на песке неподалеку от кораблей. Он лежал на спине, прижав одно колено к широкой груди и направив вторую ногу на мачту «Фьорд-Элька». Налитые силой мускулистые руки ухватились за лодыжку поднятой ноги и подтянули ее выше, разрабатывая подколенное сухожилие. Браслеты, которыми Маугер так гордился, уже лежали в нашем трюме среди других сокровищ, и на коже бывшего обладателя остались от них лишь следы. Воина можно лишить добытых в бою трофеев, но и без них доблестный муж сохраняет грозный вид. Умерить гордость Маугера под силу было только хорошему мечу.
– Сигурд ждет, – сказал я.
Флоки Черный стоял чуть позади, уперев рукоять копья в песок, и из темноты бросал на англичан полные ненависти взоры. Приближенные Эльдреда все еще сидели у костра, как и некоторые из викингов. И тех и других уже начинал будоражить дух предстоящей схватки.
– Подождет, – рявкнул Маугер, морщась от добровольно претерпеваемой боли растянутых мышц.
Когда он одним плавным перекатом поднялся с земли, оказавшись так близко ко мне, что мог бы до меня достать, мое сердце часто забилось. Я слыхал о невероятной силе этого англичанина. Он так же легко сломал бы хребет мне, как я – собаке. Не сводя с меня глаз, Маугер расслабил шею и плечи. Донесся едкий запах его злого пота.
– Я буду твоим щитоносцем, – мрачно произнес я.
Он нахмурился, толстая шея втянулась.
– Ты?
Я пожал плечами:
– Да.
– Чего ради ты?
– Не я так решил. Будь моя воля, мы бы связали тебя и упражнялись бы на твоей туше в стрельбе из лука, – ответил я. Флоки Черный вышел из тени, почуяв неладное. – Но Сигурд велел мне держать твои щиты, и я буду их держать.
Маугер с улыбкой потянул богатырские мышцы рук, отчего узоры на коже исказились. Повернувшись к морю, он сделал три глубоких вдоха в лад с мерным плеском прибывающей воды. Посмотрел на меня, потом на Флоки, потом опять на меня.
– Так и быть, парень, – сказал Маугер, отхаркиваясь и сплевывая на песок. – Давай поглядим, на что способен твой ярл.
Мы отдали англичанину его меч, кольчугу, шлем и щит, а я принес еще два щита, добротно сработанных и совершенно целых. Мы двинулись к месту сражения, оставив костры позади. Красно-черные угли, обдуваемые ветром, прерывисто тлели. Трое оставшихся викингов проводили нас угрюмыми взглядами: им выпало охранять корабли, хотя они всё отдали бы, чтобы увидеть битву. Выйдя из полосы света, мы на несколько мгновений остановились, давая глазам привыкнуть в темноте. Потом Флоки приметил слабое пламя факела и темные людские очертания по другую сторону от зарослей кустарника.
– По мне, ты не похож на раба Христова, Маугер, – сказал я. – Но если ты все же христианин, то сейчас для тебя самое время подумать о душе.
– Ты думаешь, кровавый глаз, что твой ярл сможет меня побить? – ответил англичанин так, будто мои слова скорее удивили его, чем оскорбили.
– В жилах Сигурда течет кровь асов. Он потомок Тюра, бога войны. А может, и самого Одина. О тебе, Маугер, ходит слава. Должно быть, ты сумел уложить на землю одного-двух воинов. Но Сигурд – дело иное. Он рожден, чтобы убивать.
– Посмотрим, для чего он рожден, – ответил Маугер, тяжело и шумно ступая по камням, густо поросшим колючками.
Моя попытка заронить в его мозг семена сомнения оказалась, как и следовало ждать, напрасной. Столь опытного бойца слова могли потрясти не больше, чем ветер – скалу.
Толпа расступилась, и уэссексский воин прошествовал на арену. Я за ним. Ладони мои были мокры от пота, дыхание стало коротким и рваным. Зрители стояли грозной стеной, на их суровых бородатых лицах играли тени, губы были сжаты. Запах пота, кожи, жира и грязи заглушал медвяное благоухание цветов.
Маугер и Эльдред обменялись кивками. Воцарилась тишина, нарушаемая лишь шипением факелов, шорохом листьев да поскрипыванием и треском деревьев, скрытых в ночи. Где-то скрипуче крикнула хищная птица. Волк завыл ей в ответ, требуя свежей крови. Там, во тьме, смерть уже вступала в свои права.
При виде Сигурда, стоявшего внутри веревочного ограждения, я невольно улыбнулся. Шлем, отражавший пламя, отбрасывал тень на глаза, нацеленные на Маугера. Скулы проступали под кожей, как лезвия ножей. Часть бороды, висевшая ниже подбородка, была заплетена в косу и походила на толстый канат. Чешуя кольчуги сверкала в факельном свете точно золото. Отцовский меч, подвешенный у бедра, словно бы слился с Сигурдом и принадлежал его телу так же, как руки и ноги. У груди ярл держал круглый выпуклый щит с изображением волчьей головы – блестящий, без единой вмятины. Сигурд был неотразим.
Я знал, что Кинетрит где-то в толпе, но запрещал себе искать ее взглядом. Английские воины стояли рядом с Эльдредом. Один из них встретил Маугера бодрым возгласом, который был подхвачен воодушевляющим ревом соплеменников. Тогда люди Сигурда тоже закричали, поддерживая ярла, и арена на миг утонула в разноголосом шуме. Я увидал Пенду, стоявшего, скрестив руки. Он приподнял подбородок, приветствуя меня, и в этом сдержанном жесте словно бы отразилась мрачная торжественность предстоящего. Я поворотился к Сигурду, чтобы просить его найти для Маугера другого подручного, из саксов, – может, даже самого Эльдреда. Почему я должен держать щиты английского воина, когда предпочел бы видеть его мертвым? Я собрался было произнести это вслух, но в тот миг ни один из живущих на земле не отважился бы заговорить с нашим ярлом. Пришлось мне прикусить язык и стать за спиной у Маугера, который, нагнувшись, преодолел веревочное ограждение и занял место напротив Сигурда. Позади ярла стоял Улаф. Лицо старика казалось невозмутимым, как скала.
Асгот, шаркая, вышел на середину площадки. Его пожелтевшие глаза отяжелели от тревоги, а губы высохли и потрескались от молитв. Едва он поднял руку, все вокруг замолчали.
– Маугер принял вызов, пожелав сразиться с Сигурдом согласно древнему обычаю хольмганга, – каркнул жрец и кивнул мне, чтобы я перевел его слова англичанам. Когда я это сделал, он продолжил: – Каждый из противников должен оставаться на этих плащах, ни на палец не выступая. Обыкновенно бой заканчивается, когда на плащ падает первая капля крови, но в этот раз будет иначе. Хольмганг не прекратится до тех пор, пока один из двоих не упадет замертво. – Улаф подлез под веревкой и перешагнул черту, оставленную копьем жреца. Что все это значило, я не понял. Между тем Асгот продолжал: – Каждому воину дается подручный, который защищает его, пока целы щиты. – Мне показалось, будто меня ударили в лицо. А жрец все говорил, указывая в небо костистым пальцем: – Ни один из подручных не может нападать на противника или его человека. Он только защитник.
