Александр Тестов - Последняя битва
Коняга, по всей видимости, так испуганно-ретиво неслась по редколесью, что в азарте оторвала одну оглоблю. И это импровизированное копье прочно застряло промеж сдвоенной сосны. Впридачу сами сани причудливо выгнулись, лишив животное ходу. Лошадь дергалась, пытаясь вырваться на свободу, но тщетно…
Увидев человека, кобыла весело заржала в радостной надежде на избавление.
– Тпру! Угомонись… – Сигурд положил руку на холку, – спокойно. Я уже здесь.
Несколько успокоив животное, странник внимательно осмотрел застрявшую оглоблю. Первой гуманной мыслью было освободить лошадь от ненужного груза в виде саней, но затем… возобладал холодный расчет.
Оглоблю несложно пристроить на место и продолжить дальнейшее путешествие с ветерком. Вот если бы не плечо… Сигурд ощутил легкое головокружение, его качнуло, он уперся рукой о сани. Как хорошо пахло сено на дне… в висках застучало, а потом в глазах все перевернулось, и он уткнулся в мягкое сено.
– Тпр… тр-р…
* * *Сколько длилась эта вынужденная отключка, Сигурд мог только догадываться. Он очнулся, резко открыл глаза. Начинало темнеть. Лошадь стояла на месте, она успела даже обглодать низко свисающую ветку сосны…
– Тпр-ру, родная… я сейчас…
Сигурд с трудом оторвался от саней, но острая боль, завладев телом, не давала двинуться дальше. Навалилась слабость, видимо сказывалась большая потеря крови.
– Я сейчас… сейчас, – уговаривал он и себя, и кобылу.
Лошадь повернула голову и понимающе глянула на человека.
– Ага… уже…
Усталость… слабость… Черт возьми, ну не помирать же в этом лесу! Юноша дернул головой, пытаясь привести себя в чувство. Тело показалось каким-то чужим. Уды[20] не слушались, не повиновались командам мозга. «Так. Волю в кулак», – Сигурд силился подняться, но тщетно. Язва[21] саднила и жгла огнем.
– О боги…
Туман наполз на глаза, мешая и раздражая.
– О воин, ты нашел что искал? – тихий голос пропел совсем рядом… женский голос.
– Что? – скиталец попытался повернуться, но не смог, руки безжизненно повисли вдоль тела. – Кто ты?
Сквозь молочную пелену он видел лишь нечеткий силуэт.
– Ты нашел себе славу? – повторил сладкий голос.
– Чего надо? Кто ты? Я тебя не знаю!
– Ой ли… – удивился голос.
Рядом с Сигурдом зашуршали одежды, он почувствовал легкий аромат.
– Смотри, как ты носом заводил, – послышался легкий смешок, – не иначе воню[22] мою признал?
– Болото… – выдавил из себя Сигурд, он действительно признал этот запах, как ни признать, ведь…
– Ха-ха, – она звонко рассмеялась. – Так, Сигурд, так… вдыхай. Меня нельзя забывать.
Силуэт приблизился, последние сомнения улетучились.
– Ты!
– Я, воин, я… – и она опять рассмеялась.
– Я тебя почти не вижу…
Ответом ему был поцелуй – быстрый, но от этого не менее жаркий. Боль тут же забылась, и он широко открыл глаза.
– Теперь видишь?
– О да… – протянул юноша, ощущая во рту привкус морской капусты.
Молодая красивая женщина с пухлыми губками, в светло-зеленом наряде, стояла рядом и манила к себе ароматами цветущего луга.
– Хороша как прежде? – игриво спросила она.
– Хороша, – спокойно ответствовал Сигурд, – но я видел тебя и другой…
– Пустое… – кикимора отмахнулась. – Ты разве не помнишь?
– Что?
– Изменчивость – это сущность людей, – философски изрекла девушка. – В этом залог успеха.
«Да-да, слышал, кажется», – мысленно припомнил Сигурд.
– И я вижу, ты изменился, – продолжила философствовать кикимора. – Теперь ты воин… настоящий воин!
– Хм-м, – Сигурд грустно ухмыльнулся.
Девушка сделала полшага вперед. Их тела соприкоснулись.
– Твоя слава еще впереди, воин, – жар ее дыхания обдал юношу страстью. – Она ждет тебя.
Он хотел было что-то возразить, но она опередила его. Их губы слились в долгом поцелуе. Сигурд и подумал бы оторваться, да не смог или не хотел… Не хотел! Было легко и свободно в этом поцелуе, и радостно оттого, что тело вновь начало повиноваться. Ушла тяжесть, забылась боль…
Наконец она отстранилась от него и посмотрела прямо в глаза. Сигурд застыл как вкопанный, не в силах пошевелиться, а она все смотрела, и ему казалось, что блеск ее болотного цвета глаз пронзает его насквозь.
– Я…
Красавица опять прервала его жестом. Она кокетливо улыбнулась и, протянув изящную ручку к его лицу, игриво ухватила за мочку уха.
– Ты не забудь, – прошептала она, – поцелуй Кикиморы нельзя забывать.
– Ага…
Он стоял, как и тогда, в первый раз… в первую с ней встречу… эх. Стоял, находясь под впечатлением долгого поцелуя, а она вдруг запрокинула голову и рассмеялась.
– Твоя слава… – сквозь слезы смеха пропела девушка, – кровавая, мой воин… и кровь эта не только твоих врагов, но и друзей… аха-ха-ха….
Ух, как весело и звонко смеялась она. Смеялась над ним. А он не мог ничего поделать с этим. Его мозг был занят последней ее фразой. «Кровь… твоих врагов, но и друзей», – как пчелы жужжали слова и кружили, кружили…
А она смеялась. До тех пор пока ее смех не перешел в пронзительный и болезненный для человеческих перепонок писк.
– Хватит!!! – Сигурд выстрелил как из пушки, и громкоголосое эхо порвало лесную тишину, а испуганная кобыла поднялась на дыбы.
– Хватит!
Кикимора оборвала свое веселье, всплеснула руками, закрывая широкими рукавами лицо. Миг – и Сигурд вновь увидел ее старческие морщины, пахнуло сыростью и болотом.
– Прощай, мой воин! – сказала она. – Мне будет жаль, если ты умрешь. Постарайся продержаться подольше…
– Ах ты, старая… – Сигурд потянулся за мечом, но болотно-зеленый силуэт так быстро замелькал среди деревьев, что помышлять о погоне было уже бессмысленно.
– Нет, ну ты погляди, – устало изрек юноша, посмотрев на кобылу, – какова подлюка! Тьфу ты, болотная тина!
* * *Как не негодовал Сигурд на эту вторую встречу, но он должен был признать, что поцелуй кикиморы вернул ему силы. Смешно сказать – вернул силы…
Сил хватило, чтобы высвободить оглоблю и должным образом закрепить оную. Он вывел кобылу на ровное место и уверенно забрался в сани.
– Но, милая – пошла!
Милая пошла робко, не спеша. Да и, собственно, разогнаться было негде. Лес хоть и редок, но все же не дорога. Плутая зигзагами и тщательно выбирая маршрут, дабы не застрять, Сигурд управлял кобылкой в глубокой задумчивости. Скоро уже совсем стемнеет, а он неизвестно где. Послевкусие от поцелуя кикиморы полностью прошло, и боль стала возвращаться. Сначала робко, а затем все настойчивее…
Махнув рукой, молодой скиталец отпустил вожжи, предоставив кобыле самой выбирать дорогу. И она, почуяв слабину возницы, радостно рванула вперед, как будто только этого и ждала.
