Дмитрий Леонтьев - Обитель
видно ни зги. К тому же, потратив время на ремонт, куда вы уже успеете? Ночная дорога и без того коварна, а уж зимняя дорога ночью... Позвольте предложить вам ночлег. У нас есть отличный гостевой домик. Там уже натоплена печь. Вы сможете отдохнуть, выспаться, а завтра, поутру, почините свое авто и, отдохнувшим, продолжите дорогу.
— Время терять не хочется.
— Разве вы не сами располагаете своим временем? «Действительно,— подумал я.— Меня никто не ждет,
а я все лечу сломя голову... Отосплюсь да поеду».
— Спасибо, отче. Пожалуй, я и впрямь приму ваше предложение.
— Вот и славно. Берите вещи, а я провожу вас.
В некоторых из крохотных домиков, прилепившихся к стенам монастыря, теплился свет в окошках.
— Здесь живут трудники,— пояснил настоятель.— Гости у нас зимой не часто бывают. Летом, иногда, финны приезжают, реже из деревень, и уж совсем редко — из городов. У нас места тихие, безмолвные,— он толкнул дверь избы и покачал головой, вглядываясь в темноту.— Просил же отца эконома оставить свечу зажженной... Но уж очень он у нас хозяйственный...
— На то и эконом,— сказал я, включая фонарик.— Я ведь мог и не остаться, а помимо экономии еще и пожар возможен. Так что не так уж он и не прав.
— Послушание эконома не всегда дается самому предприимчивому,— спокойно возразил мне священник.— Иногда это способ привлечь человека к заботе о других. Не в хозяйственной деятельности суть, а в заботе о людях. Это вопрос приоритетов мышления.
Он зажег стоящую на столе свечу, и неяркий огонь осветил, наконец, его лицо.
Он был очень стар, куда старше, чем я думал. Живой голос и твердая походка сбрасывали с его возраста лет пятнадцать, но вблизи было видно, как много лет лежит на его плечах. Густая копна белых как снег волос, голубые пронзительные глаза, тонкий нос с небольшой горбинкой — в молодости отец настоятель, должно быть, разбил немало девичьих сердец.
— Так вы его так наказали — послушанием эконома? — догадался я.
— Ну что вы... Трудом наказывают в концлагерях. А отца Кирилла я очень люблю. Он помогал нашему монастырю, когда еще был в миру крупным чиновником. Просто власть — это другой мир, там другие приоритеты, другое мышление... А из отца Кирилла получится замечательный монах. Просто не всё сразу... Позвольте, я присяду?
Смущенный, что не предложил это раньше, я придвинул ему стул.
— Может, хотите чаю? — спросил я, заметив дымящийся на буржуйке чайник.
— Нет, благодарю вас... Вы ведь писатель? Были писателем?
— Как вы узнали? — удивился я.
— У вас очень характерная мозоль на правом безымянном пальце. От написания простых документов такую не заработаешь... Ну и прочая, хоть и незначительная, но все же совокупность признаков.
«Интересный батюшка,— восхитился я про себя.— В полутьме разглядеть такие мелочи, проанализировать... Мне бы в его возрасте сохранить такую ясность ума... Интересно, кем он был до пострига? Сыщиком?»
— Да, я по старинке пишу от руки. Стиль получается более легким, живым. На машинке или компьютере
и стиль выходит механический, мертвый... Впрочем, кого это сейчас волнует... Люди перестали читать. По статистике, в Англии — стране Шекспира, Мильтона, Байрона и Вальтера Скотта — пятьдесят процентов людей гордятся тем, что после колледжа не прочитали ни одной книги. Да и у нас... люди теперь ложатся на диван и берут в руки «женский детектив», чтоб ни о чем не думать... Понимаете? Людям стало скучно разговаривать с Гете и Достоевским.
— Женский детектив? — удивился старик.— Незнакомо, но забавно... Не принимайте это за трагедию. Думать — всегда было уделом немногих.
— Но раньше стремились узнать больше. А сейчас оправдывают тем, что «сил от работы не остается, отдохнуть бы да отоспаться». Никто ничего не хочет. Устали. От всех этих бесконечных войн, революций, перестроек так устали, что, кажется, сдались... Была бы хоть надежда на что-то хорошее впереди — был бы смысл стремиться...
— Надежда на что? — склонил он голову набок.— Вы говорите о какой-то непонятной, эфемерной надежде. Вы сформулируйте свою мечту.
— Чтоб вся эта неопределенность кончилась,— подумав, ответил я.— Стабильности бы лет на пятьдесят, чтоб хоть начать восстанавливать все рухнувшее... Благополучия...
— Вот именно,— грустно сказал он.— Благополучия... У нас смещены «точки отсчета» — вот в чем наша беда. Телега не ставится вперед лошади. Не бывает такого, чтоб сперва для тела, а потом для ума и души. Все важно, но есть приоритеты. В основе всех войн, революций и перестроек лежат не перераспределения благ или борьба идеологий, а борьба духовного с материальным. У нас
утеряна правильная «точка отсчета». А без нее невозможно построить ни дом, ни семью, ни государство. Чуть сдвинешь ее, и все рухнет. К тому же Бог — существует...
— В это-то как раз я верю, но почему в мировом котле событий варится все время именно Россия?
— Потому что именно у нее еще есть шанс. Старцы говорили о скором возрождении России. Великом возрождении. Надо только поверить и начать идти, меряя все от правильной точки отсчета.
— Так как же понять, где правильная-то? Все о своей правде говорят. Вот и тащим этот воз, как крылов-ские лебедь, рак и щука.
— А вы не на слова смотрите, а на плоды. На результаты. Как много и красиво говорили Ленин, Гитлер, Горбачев, а что вышло? Вряд ли я покажусь вам оригинальным, если скажу, что правильной точкой отсчета было, есть и будет христианство. Задумайтесь на секунду: какая другая религия мира дала столько людям? Книг, живописи, архитектуры, музыки, философии? Да и вообще — воспитания человека, его системы взглядов, мышления, жизнеустройства. А это — единственный, неопровержимый аргумент. И, как я уже говорил, надо помнить о том, что Бог — существует, а это весомейшее основание для надежды. Любое наказание рано или поздно заканчивается. А смерти вообще нет... Ну, разве что для атеистов, и то... спорный вопрос... А Россия... За ночью наступает день, за зимой — лето. За духовным обнищанием — духовная жажда. И только вера может объединить людей. Вера, а не партии, национальности и государства. Хотя это и не понравится хозяевам мира сего...
— Вы о сатане?
— Да нет, о банкирах... Владельцах транснациональных компаний. О «людях денег». Это они пытаются стать «князьями мира сего». Они уже не провоцируют ни войны, ни революции, а просто потихоньку покупают мир. А люди продают.
— Но деньги же не отменишь..
— Ине надо. Деньги сами по себе не страшны. Страшно отношение к ним. Если никто не будет продавать — что же они купят?
— Если б от нас это зависело,— невесело усмехнулся я.— Стоящие у власти делают что хотят, и мы ничего не решаем...
