Михаил Михеев - Год тысяча шестьсот…
— Por fаvоr, sеn~оres.
Ника поднялась, приняла протянутую руку. Клим запрыгнул на палубу яхты сам. Глаза уже освоились с темнотой, и можно было разглядеть гостеприимного хозяина — высокого тощего старика в светлом полотняном костюме, — у него было сухое длинное лицо, тонкие усики стрелочками, седая бородка клинышком, и вообще он очень походил на Дон Кихота, каким его привыкли изображать на иллюстрациях все художники мира.
— Un momento, mе рrераrаri, — он повернулся и нагнувшись вошел в освещенную дверь каюты.
— Хозяин просил минуточку обождать, — перевел Клим, — пока он приготовит каюту к приему гостей. Весьма любопытный старец.
— Весьма.
— Прямо, как из семнадцатого века. Ему бы еще камзол с кружевным воротничком.
— И шпагу, — добавила Ника.
— И шпагу, — согласился Клим, — хотя вместо камзола ему бы так же подошла кожаная кираса и длинные, до бедер, сапоги…
— И Санчо Панса рядом… Может быть, мы зря приняли приглашение?
— Ну почему же, вполне интеллигентный сеньор.
Из каюты слышались постукивания и шуршания. Потом дверь открылась настежь, на палубу упал яркий луч света.
— Pоr fаvоr! — услышали они.
— Приглашает, — сказал Клим.
Он пропустил Нику вперед и нагнувшись шагнул следом, в низенькую дверь. Ника внезапно остановилась у порога, Клим нечаянно толкнул ее плечом, извинился. Выпрямился. И тут же понял замешательство Ники.
Старика в светлом полотняном костюме в каюте уже не было. Вместо него, ярко освещенный светом потолочной лампочки, перед ними стоял испанский гранд, будто только что сошедший с картины Веласкеса. В голубом бархатном камзоле, на пышное белое жабо спускались длинные завитые локоны черного парика. С рукавов камзола мягко свисали желтоватые кружевные манжеты (брабантские! — подумал Клим). Только лицо у испанского гранда было то же, что и у их хозяина, — и бородка клинышком, и тонкие усы стрелочками.
— Don Migel de Silva, — представился он и низко склонился перед Никой, так что черные локоны парика закрыли ему лицо.
Ника растерянно оглянулась на Клима.
— Он сказал, что его зовут дон Мигель, — перевел Клим.
Он вышел из-за спины Ники, ответно поклонился, — конечно, не так изысканно и элегантно — и назвал Нику и себя. Тогда и Ника, вспомнив занятия по фехтовальной пластике, — хотя с запозданием, но сделала ответный реверанс, — у нее получилось лучше, чем у Клима.
— Превосходно, — заметил он вполголоса.
— Не смейся, пожалуйста!
— А я и не смеюсь. На самом деле, как в кино.
— Что он сказал сейчас?
— Он извинился за этот, ну… маленький маскарад.
Дон Мигель отступил на шаг и театрально, величественным жестом, который, однако, выглядел сейчас вполне уместным («вот что значит костюм!» — заключил Клим), пригласил гостей отужинать — на полукруглом откидном столике под иллюминатором в окружении трех хрустальных бокалов и тарелки с апельсинами стояла пузатая темная бутылка без этикетки. Пробка на бутылке была залита черной смолой.
Нике дон Мигель подвинул табуретку с мягким сиденьем, Клим уселся на крышку ящика, приделанного возле стола к стенке каюты, дон Мигель устроился на таком же ящике, но с другой стороны столика. Каюта была просторная, стены ее были оклеены полированной фанерой, у боковой стенки располагалась низкая широкая лежанка, закрытая шерстяным пледом. На пледе лежала скрипка. Над лежанкой висели круглые часы с тонкой золоченой секундной стрелкой, которая мелкими толчками бежала по циферблату. В углу, за лежанкой, торчала шпага, похоже, старинная — как определил Клим — с изящным эфесом, отделанным серебром.
В узкую торцевую стенку каюты был врезан небольшой телевизионный экран, пониже его чернели круглые ручки настройки.
Пока Клим и Ника оглядывали каюту, дон Мигель безуспешно пытался выковырнуть бутылочную пробку перочинным ножом и сломал тонкое лезвие. Он досадливо крякнул, открыл ящик стола, в поисках заменителя штопора, не найдя там ничего подходящего, обвел глазами каюту, обрадованно вскочил и вытащил из-за лежанки шпагу.
— Не сломайте и ее, — сказал Клим по-испански.
— О, эта шпага не сломается, — заявил дон Мигель. — Старинный толедский клинок — шпаге более двухсот лет, — семейная реликвия, переходит у нас по наследству, я уже не помню, когда и как она появилась в нашей семье.
Острием шпаги он по кусочкам выковырял окаменевшую пробку, и Клим подумал, что, судя по пробке, бутылке лет не меньше, чем шпаге.
Дон Мигель обтер горлышко бутылки салфеткой, налил бокалы — в каюте тонко запахло цветами — и поднял свой бокал.
— За дружбу наших государств! — перевел Клим.
Ника только пригубила вино.
— М-м… какая прелесть! Вино, наверное, такое же старинное, как и шпага?
Дон Мигель оживился.
— Сеньорита не ошиблась, это на самом деле так. Это вино рождает в сердце радость и кружит голову, как молодость… примерно так я его понял, — сказал Клим.
— Что ж, похоже, — согласилась Ника. — Вряд ли ты такое мог сам придумать. А нельзя мне эту шпагу подержать в руках?
Клим объяснил дону Мигелю, что у сеньориты Ники профессиональный интерес, что она мастер спорта по рапире.
— Magnifico! — закричал дон Мигель.
Он так резво вскочил из-за столика, что опрокинул бутылку — Клим поймал ее уже на лету. Дон Мигель взял шпагу за лезвие, с поклоном подал ее Нике, а сам вытащил из-под лежанки половину складной бамбуковой удочки. Так же шустро вскочил на ноги и стал в позу.
— Вот так! — объяснил Клим. — Тебя вызывают. Покажи дону Мигелю, как может работать старинной толедской сталью современная фехтовальщица.
Шпага была тяжелее спортивной рапиры, но рукоятка точно пришлась по ладони, Ника прошла в угол каюты и, придерживаясь заданной роли, ответила дону Мигелю церемонным поклоном, — кинофильм «Три мушкетера» она видела не так уж давно.
Клим задвинул под стол табуретку.
Дон Мигель — по всем правилам — заложил руку за спину, выдвинул вперед правую ногу, согнул ее в колене, притопнул и сделал первый выпад.
Было заметно, что фехтовать он умел — когда-то и где-то этим занимался, — нападал он азартно и изобретательно, но Нике всегда удавалось предугадать направление его удара, она даже не сходила с места, а захватывала шпагой конец его палки и проводила ее то слева, то справа от себя. Ей еще приходилось быть осторожной, она ни на секунду не забывала, что в ее руках не фехтовальная рапира с тупым наконечником, а настоящая боевая шпага с остро заточенным лезвием, и дон Мигель в азарте легко мог наскочить на него.
