Бернард Корнуэлл - Враг стрелка Шарпа
– Полковни-ик!
Наездник повернул коня и подскакал к ним. Капитаны вытянулись и отсалютовали ему.
Похоже, полковник начинал службу на островах Лихорадки: кожа его была желтее пергамента. Длинная шея была закутана в шарф до самого подбородка. Лицо под шляпой время от времени судорожно подёргивалось. Он одарил офицеров неласковым взглядом пронзительно голубых глаз и рявкнул:
– Приведите себя в порядок!
Пока капитаны торопливо избавлялись от кружек с вином, застёгивались и утягивали ремни, младший, с пухлыми по-детски щеками, громко сопел, недовольный тем, что полковник повысил на них голос в присутствии нижних чинов.
Полковник подъехал вплотную к офицерам:
– Что вы здесь делаете?
– Здесь, сэр? – тот, что повыше, робко улыбнулся, – Просто заехали.
– Просто заехали? – спазм перекосил физиономию полковника. – Вас только двое?
– Да, сэр.
– Не считая леди Фартингдейл. – встрял младший.
– Леди Фартингдейл? – протянул полковник насмешливо и вдруг сорвался на визг, – Какая леди, ты, свинское отродье?! Тебя не спрашивали, бездельник! Терпеть не могу таких вонючих выскочек, как ты!
Звенящая тишина воцарилась на улице, залитой тусклым светом зимнего солнца. Солдаты с ухмылками сгрудились по обе стороны от командира. Первым дар речи обрёл худой. Машинально утирая брызги полковничьей слюны с лица и мундира, он завопил высоким фальцетом:
– Что… что вы себе позволяете, сэр?!
– Фу! Смизерс!
– Полковник?
– Он бесит меня своей тупостью. Пристрели его!
Смизерс послушно сбросил мушкет с плеча и выстрелил в долговязого капитана, тогда как сам полковник разрядил маленький инкрустированный пистолет в голову второго, более юного, офицера, похоже, до конца надеявшегося, что всё это какой-то глупый розыгрыш.
Плюнув на трупы, командир привстал на стременах и качнул двууголкой в сторону гостиницы:
– Живо, ребята!
Перешагивая через тела незадачливых капитанов, солдаты один за другим скрывались в дверях трактира. Здание огласилось выстрелами, лязгом штыков и стонами умирающих. Полковник тем временем подозвал сотню, что ждала на восточном конце деревни, и указал им на монастырь. Он не собирался начинать так рано, он хотел, чтоб его люди перекрыли пути бегства из обители, но эти чёртовы капитаны смешали ему карты.
Богомолки внутри монастыря не слышали мушкетной пальбы в пятистах метрах к востоку. Женщины толпились у входа в часовню. О том, что война обратила к Адрадосу худшее из своих обличий, они узнали только тогда, когда во дворе монастыря появились орущие во всю глотку люди в красных мундирах с оружием наперевес.
Их товарищи, очистив постоялый двор, занялись деревней. Они убивали селян методично, семью за семьёй, двигаясь к форту. В укреплении оставалась лишь горстка часовых (прочие пьянствовали в деревне). Видя красные мундиры союзников, караульные спокойно ждали их приближения, желая только осведомиться о причинах переполоха в Адрадосе. Красномундирники перебрались через развалины одной из стен и открыли огонь. Только лейтенант испанцев не дался врагам легко. Уложив двоих из них, он пробился сквозь кольцо окружения и помчался к дозорной башне, куда неприятель ещё не дошёл, и где лейтенант рассчитывал найти пару-тройку уцелевших подчинённых. Пуля настигла испанца на полпути. Лейтенант скатился по косогору и умер под терновым кустом, так и не узнав, что стрелявший в него с дозорной башни солдат носил не британскую красную, а французскую синюю униформу.
В Адрадосе плакали дети, на глазах у которых убивали родителей, отцы семейств, рыча, гибли, не в силах защитить свои дома.
Потом в селение с востока хлынула разношёрстная толпа служивых в мундирах всех цветов пёстрой радуги войны на Пиренейском полуострове. С ними пришли их бабы, злобные фурии, прикончившие крестьянских детишек и обшарившие в поисках добычи приземистые хижины. Вздорные и сварливые, они ссорились друг с другом из-за каждой ложки резкими голосами, благочестиво осеняя себя крёстным знамением, когда взгляд их падал на распятие, грубо нацарапанное на булыжниках стен.
Агония Адрадоса не затянулась надолго.
В обители веселье было в самом разгаре. Красномундирники настигали паломниц в полупустых галереях, выискивали по заброшенным кельям. В часовне падре, услышав шум, попытался добраться к двери, но увяз в толпе, и теперь бессильно наблюдал, как солдаты сортируют живую добычу. От слишком старых или слишком больных избавлялись сразу: одним повезло больше – их просто вытолкали взашей, другим меньше – тем достался удар штыка. Бандиты в униформе поживились приношениями и взломали шкафчик с церковной утварью. Один из них напялил шитое золотом облачение, которое священник берёг для пасхи, и в таком виде расхаживал по двору, с шутовской важностью благословляя товарищей. Под сводами церквушки гулко отдавались стенания, грубый смех и треск рвущейся одежды.
Полковник въехал в обитель и отправил в часовню пару доверенных холуёв. Спустя пять минут они привели девушку, взглянув на которую, полковник облизал губы и тяжело задышал.
Судьба к ней явно благоволила. Богатая, – только плащ, отделанный серебристым мехом, стоил целое состояние. Красивая, – пышные тёмные волосы, бархатная кожа, пухлые губы. Непроглядно-чёрные глазища взирали без страха.
Полковник прищурился:
– Она?
– Она самая, сэр! – услужливо подтвердил Смизерс.
– Хороша. Экий везунчик этот лорд Фартингдейл, а? Обдерите-ка плащик, хочу рассмотреть её получше.
Смизерс взялся за капюшон, но она резким движением высвободилась из его лап и, развязав тесьму на шее, сбросила накидку сама.
Кто-то восхищённо присвистнул. От девушки исходили волны той особой, подобно бутону, распускающейся юной чувственности, что способна лишить покоя всякого представителя сильного пола. Но не полковника. Того заводило другое: она не боялась. Пряно пахло кровью, визжали и плакали богомолки, а эта холёная фифа держала себя, словно на светском приёме. Он скривил губы:
– Имя-то у лорда Фартингдейла есть? Или он чересчур важная шишка?
– Сэр Огастес Фартингдейл. – говорила она с лёгким акцентом.
– Ох, простите, Ваше Дамство! – полковник захихикал, – Сэр Огастес! Небось, генерал твой муженёк, не меньше?
– Полковник.
– Ух, ты, прямо, как я.
Щека его задёргалась.
– А денежки водятся у нашего сэра Огастеса?
– Да.
– Вот и славно, дорогуша.
Полковник неуклюже спешился. Сразу стало видно огромное отвислое брюхо, нисколько не скрадываемое высоким ростом. Повернувшись к пленнице, он хитро уточнил:
– А ведь ты не англичанка, верно?
