Альберто Васкес-Фигероа - Монтенегро
В скором времени пламенному Охеде пришлось вернуться в Севилью и убеждать там банкиров и монархов дать средства на очередную экспедицию, чтобы исследовать и освоить новые земли, а потому донье Мариане Монтенегро пришлось выбрать другого капитана для своего путешествия. В конце концов она обратилась к некоему Моисею Соленому, которого все знакомые ласково называли Балаболом, причем вовсе не потому, что он был любителем крепкого словца или приврать, как раз наоборот: несмотря на то, что он был опытным моряком и прославленным картографом, он редко произносил больше трех слов за раз.
Первая его беседа с будущей хозяйкой состоялась в тени огненного дерева, и это был чистый образчик обычной манеры поведения моряка.
— Меня заверили, что вы — доблестный моряк, прошедший путь от юнги до капитана, и на вас можно положиться... — любезно начала донья Мариана свою приготовленную заранее речь, надеясь завоевать доверие этого человеку, который словно находился где-то далеко, хотя и сидел всего в полутора метрах от нее.
— Наверное, друзья хвалили.
— А еще мне сказали, что вы готовы подчиняться приказам женщины.
— Как сказать.
— Что вы имеете в виду?
— Смотря какой приказ.
— Отправиться на поиски одного человека.
— Хорошо.
— Разве вы не хотите узнать, кто этот человек?
— Нет.
— Или где нам придется его искать?
— Тем более.
— Но почему?
— Еще рано.
— Понимаю... Вас смущает мое присутствие на борту?
— Да.
— А также присутствие ребенка?
— Да.
— И, тем не менее, вы согласились?
— Да.
— Но почему? — допытывалась Ингрид, стараясь пробить ту невидимую броню, которой он, казалось, пытался защититься.
— С голодухи.
— Правда? А мне казалось, что вы только что отказались от капитанства на каракке, направляющейся в Гвинею.
— Это верно.
— Так почему же тогда?
— Я не работорговец.
— Как благородно с вашей стороны, — вздохнула немка. — Вам когда-нибудь говорили, капитан, что разговор с вами любого может привести в отчаяние?
— Да.
— Вы женаты?
— Нет.
— А где вы родились?
— В море.
— На корабле?
— Да.
— А откуда родом ваши родители?
— Не знаю. Меня подобрали рыбаки после кораблекрушения.
— Святые небеса! Теперь понимаю, почему у вас такое странное имя: Моисей Соленый. Оно вам правда нравится?
— Не хуже любого другого.
— Ну ладно, — вздохнула донья Мариана. — Думаю, что вы не станете незаменимым собеседником в долгие вечера во время штиля, но для того чтобы заполнить досуг, мне хватит и хороших книг. Но мне также кажется, что вы тот человек, который мне нужен. Какую вы хотите оплату?
— Никакой.
— Вы уверены?
— Достаточно того, что я буду управлять хорошим кораблем.
— Мой корабль будет самым лучшим, о каком только можно мечтать, — заверила она.
— Знаю.
— Вы знакомы с Сиксто Вискайно?
— Да.
— Это он мне вас рекомендовал.
— Знаю.
В такой манере они и продолжали общение, но Ингрид Грасс, ныне донья Мариана Монтенегро, никогда не пожалела о сделанном тем теплым апрельским утром выборе, поскольку Балабол, капитан Моисей Соленый, оказался человеком целостным, верным, умелым и почти таким же решительным, как Алонсо де Охеда, чей острый язык славился не меньше, чем непобедимая шпага.
Каким образом ему удалось прийти к взаимопониманию с плотником из Гетарии, осталось для всех загадкой, но на следующий день он занял уголок на верфи и стал вникать во все детали строительства, так что знал «свой корабль» до последнего гвоздя, каждый чертеж, каждую деталь корпуса, палубы или трюма он проверял с чрезвычайно дотошностью.
С той же дотошностью он отбирал команду, для чего медленно прохаживался мимо портовых бараков, как бы рассеянным взглядом окидывая тех, кто суетится на кораблях, изучал, как они двигаются по палубе или взбираются на мачты. А по вечерам, когда они разбредались по тавернам, продолжал анализировать поведение тех, на кого положил глаз днем.
Поскольку им собирались предложить работу с хорошим жалованьем, отличным коком и на самом современном корабле на западном берегу океана, чистом и удобном, было не слишком сложно убедить отобранных посетить донью Мариану — вдруг она сочтет кандидата неподходящим.
За все время немка отказала лишь одному — рослому широкоплечему марсовому, блондину с Майорки, за которого дрались все портовые шлюхи. Несмотря на это, он считался отличным моряком, дисциплинированным и серьезным.
— Я не хочу видеть его у себя на борту, — заявила немка, глядя как он покидает тенистый сад, ставший чем-то вроде штаб-квартиры по набору команды. — Заплатите ему, и пусть уходит.
— Хорошо.
— Не сомневаюсь, что он хороший моряк, раз вы сами его выбрали, — пояснила она. — Но он не может обходиться без женщин, и уже через месяц у нас возникли бы проблемы. Когда привлекательный мужчина встречает одинокую женщину, рано или поздно он непременно сочтет своим долгом ее утешить. А это не мой случай.
— Можете не продолжать.
Подобная фраза из уст такого человека звучала довольно забавно, но Ингрид Грасс уже привыкла к речевым особенностям капитана Моисея Соленого, и ей такая манера нравилась куда больше, чем манеры бесчисленных претенциозных болтунов, день за днем прибывающих в колонию.
Мало помалу она всё больше начинала ценить благоразумие Балабола, но один человек с первого же взгляда буквально влюбился в молчаливого моряка — замкнутый Гаитике. Для мечтательного отпрыска канарца Сьенфуэгоса и гаитянки Синалинги, которого всегда привлекало море и корабли, человек, практически родившийся в океане, поскольку его родители, по всей видимости, утонули сразу после рождения Моисея, воплощал все детские мечты.
Первым делом, как только учитель завершал урок, Гаитике бежал к верфи, взбирался на остов корабля, садился на толстую балку и наблюдал за скупыми жестами своего кумира, слушал его короткие и точные приказы и поражался его способности отыскивать малейшие изъяны во время строительства.
— Он все видит, все слышит, все знает, — рассказывал Гаитике за ужином своей приемной матери. — Если есть на свете человек, который может найти моего отца, то это только он.
— Судя по тому, как обстоят дела, нам понадобится помощь, — отвечала донья Мариана. — Моряки говорят, что перед нами простирается неизвестный континент, и лучше нам не питать иллюзий по поводу целей экспедиции.
Помощь, однако, пришла со стороны хромого Бонифасио Кабреры, ставшего неотъемлемой частью маленькой семьи Монтенегро. Ему в голову пришла мысль попросить о помощи их общего доброго друга — принцессу Анакаону. В последние годы она не покидала Харагуа, где жила вместе с братом, вождем Бехечо, однако продолжала поддерживать с ними связь при помощи длинных писем, которые помогал ей писать зять, Эрнандо де Гевара.
